— Забор мы можем снести хоть сейчас, — вмешался в обмен колкостями Дарий. — Вы только дайте указание.

— Это я знаю, — с усмешкой сказала Алена. — Снести, сломать, разобрать… Стиральная машина вторую неделю стоит разобранная. Не надо ничего сносить, лучше яблоки пообрывайте, — она кивнула на деревья у клумбы с колонной. — А то кое-кому некогда этим заниматься.

— Извините, мы не можем покидать машину, — развел руками Силва и повернул голову, услышав шаги в коридоре.

Это появился Тангейзер. Бутыль в его руке была уже не прозрачной, а коричневой, и по боку ее стекала тонкая, тоже коричневая струйка.

— Здравствуйте, — сказал он Алене.

— Здравствуйте. Вот это да! — Алена всплеснула руками. — Вот это я понимаю! Если уж коньяк, так ведрами.

— Все-таки пролил, — укоризненно пробормотал Дарий.

— Да этот Хорригор под локоть толкнул, — попытался оправдаться постлейтенант. — Любит советы давать.

— Тсс! — командир свирепо посмотрел на него.

— Володя, у командира этого что, коньячная струя в доме забила? — поинтересовалась Алена.

— Не знаю, — пожал плечами травматолог. — Но коньяк хороший. «Арарат».

— Уже пробовал, что ли?

— Пробовал, — не стал отпираться Владимир Петрович, забирая у Тангейзера бутыль. — Вернемся домой, можешь принять ванну с коньяком.

— Это идея, — улыбнулась Алена.

— То есть ты лежишь в ванне, а я рядом, на табуреточке, коньяк пью, — внес уточнение травматолог.

— Ага, а с утра на работу, ступни по кусочкам собирать. Нет уж, дорогой, пить буду я, мне же не на пациентов дышать, а на компьютер. А ему перегар по барабану.

Силва знаком показал Тангейзеру, чтобы тот уходил, и постлейтенант безропотно удалился в башню.

— Я коньяком не увлекаюсь, — повернулся Дарий к местной парочке, — но слышал, что он как-то особенно хорошо идет с желтыми лахмерками.

— С лахмерками? — переспросил Владимир Петрович. — А что это такое?

Силва мысленно отвесил себе подзатыльник. Лахмерки водились в морях то ли Луисии, то ли Растардана — в общем, на таких планетах, о которых тут пока и слыхом не слыхивали.

— Да я и сам не знаю, — сказал он. — По унивизору как-то показывали.

— По унивизору… — вновь повторил травматолог, и по его тону Силва понял, что пора отвесить себе еще один подзатыльник. Кажется, унивизоров в эти времена еще не было. А что было? Как назывались аппараты, которые принимали переданные из другого места изображения?

— Это у нас жаргон такой, — нашелся он. — Так мы его называем.

— Универсальный визор, — расшифровал Владимир Петрович и многозначительно посмотрел на Дария. Несомненно, он решил, что у военных уже есть именно унивизоры, но это держат в секрете. — У нас тут в каждой комнате по телевизору, и в Москве плазма на полстены, но когда смотреть-то?

— И главное, было бы что смотреть, — добавила Алена.

А Силва узнал, что такие аппараты называются телевизорами. Точнее, вспомнил, что раньше слышал такое слово… Или читал. Но забыл за ненадобностью. А вот о том, что коммы — потомки телефонов, помнил. Потому что телефоны очень часто присутствовали в старых фильмах, это название звучало с экранов… А еще была одна замечательная душераздирающая песня, которую голосил под гитару в общаге Тазанского танкового училиша Санко Снежик, и он, Дарий, вместе с другими курсантами, ему подпевал. Да так, что стены дрожали.

Но когда-нибудь ты, совершенно одна

(Будут сумерки в чистом и прибранном доме),

Подойдешь к телефону, смертельно бледна,

И отыщешь затерянный в памяти номер…

Песня была старинной, называлась «Пропажа», и затягивали ее только после принятия на грудь чего-нибудь горячительного и в неслабых дозах.

— Да смотреть-то есть что, — сказал Владимир Петрович. — Футбол, например. Или хоккей. А сериалы твои?

— Какие сериалы, Володя?! — возмутилась Алена, упершись руками в бока. — У меня есть время их смотреть? Я их просто для фона включаю, когда на кухне вожусь. И не кричу «гооол!» на всю квартиру, и ногами не стучу…

Владимир Петрович аккуратно поставил бутыль на землю, разогнулся, расправил плечи, выпятил грудь и скрестил на ней руки. Видно было, что он собирается произнести очень серьезную речь в защиту своего права стучать ногами, но тут из глубин бронехода раздалось:

— Тестирование закончено, запускаю двигатель!

Дарий узнал голос Спинозы и оценил сообразительность супертанка. Скорее всего, у Хорригора вновь зачесалась пятка, и Спиноза в такой завуалированной форме сообщал, что через минуту-другую состоится очередной скачок в иное место и время.

— Ну все, труба зовет, — торопливо сказал командир и встал на ноги. — Постараемся впредь кусты не ломать. Вы отойдите подальше, на всякий случай.

— Идем, Алена. — Владимир Петрович взял бутыль и за руку потащил женщину мимо грядок к зеленой арке. Обернулся и добавил в спину уже шагнувшему вглубь коридора Силве: — Командиру вашему, Бебешко, спасибо за коньяк. И ноги пусть впредь бережет!

Дарий чуть не споткнулся, но все-таки приказал:

— Бенедикт, закрывай люк.

И хоть было ясно, что травматолог просто решил добавить убедительности объяснению передачи ему коньяка, упоминание им фамилии командира взвода одной из погранзастав планеты Пятая Точка выглядело совпадением весьма удивительным.

«Хотя и не такое бывает», — сказал себе Дарий, войдя в башню.

Маги, Шерлок и Тангейзер смотрели на экран, причем Хорригор держал в руке бутылку, и коньяка в ней заметно убавилось. Владимир Петрович и Алена продолжали идти к своему теремку. Женщина пыталась оглянуться, но травматолог ей не давал, при каждой такой попытке дергая ее за руку.

— Я определил, в какую эпоху нас занесло, — сказал Спиноза. — Владислав Третьяк стал президентом Федерации хоккея России в начале двадцать первого века по так называемому григорианскому календарю. Если точнее, в две тысячи шестом году.

— Я примерно так и думал, — кивнул Дарий. — Но с унивизором прокололся.

Он хотел добавить о Тамерлане Бебешко, однако не успел — нахлынула очередная волна, сметая данное место и данное время, и неведомые силы Авалона, которые пробудил постполковник Гаскойн со своей командой, потащили танк неведомо куда.

И это неведомое встретило невольных хрононавтов отнюдь не дружелюбно.

Не успели ожить экраны, как раздался грохот, танк основательно тряхнуло, и из динамика донеслось медленное бормотание.

— Бенедикт, что случилось? — с тревогой спросил Дарий, едва сдерживая бесполезное желание протереть экран ладонью.

— Прямое попадание в правый борт, — уже довольно внятно сообщил Спиноза. — Включаю силовое поле.