– Не помню, знаете, как обычно в поезде: слова остаются, а кто говорил их – не вспомнить… Александр Федорович, позвольте мне побеседовать с братией и послушниками? – попросил Бурцев в полной уверенности, что получит отказ.

Однако настоятель и тут оказался на высоте.

– Разумеется. Назовите мне – с кем конкретно.

– Хотел бы поговорить со всеми, только один на один.

– В таком случае, завтра с утра можете начать.

– А сегодня нельзя?

Настоятелю зачем-то требовалось время, может, чтобы провести инструктаж.

– У нас строгий устав, я должен каждого укрепить и благословить, объяснил невозмутимо Антоний. – Вы пришли из мира и, как бы ни хотели, все равно станете искушать еще не окрепшие души. А утром отведу вам комнату для бесед и сразу после службы буду присылать по одному.

И даже после этого он не забыл о ереси, когда-то высказанной Ксенией в Студеницах. Прощаясь, попросил:

– Если вспомните лицо той женщины… С которой ехали в поезде… Опишите мне. Это очень важно.

Бурцев пообещал, изъявил желание осмотреть место, где жил Рафаил, и в сопровождении чернобородого секретаря отправился в дальний мрачноватый угол монастыря. Башня оказалась невысокой, с крохотным окошком на улицу. Прийти и уйти незамеченным тут было просто, и дело случая, что настоятель заметил похитителей. Но зачем он пошел сюда, если угол этот совсем не по пути к храму?

Внутри башни слышался характерный свист ручного рубанка. Из жестяной трубы, выведенной в отдушину, валил дым и, разметанный ветром, стелился по земле. Топили плохим каменным углем, и неприятный, сернистый запах реял повсюду. Бурцев не стал заходить внутрь – судя по всему, там сейчас шел ремонт.

– Здесь снова будет келья? – спросил он сопровождающего.

– Мы молимся, чтобы Господь вернул Рафаила, – сказал тот. – Но если Богу угодно и брат наш принял мученическую смерть, здесь будет часовенка в его честь.

Кажется, бывший каперанг, чуть было не начавший ядерную войну, мог стать месточтимым святым…

Бурцев уже хотел уходить, когда из башни вышел послушник в черном рабочем халате и, опустив взор к земле, прошествовал мимо, к навесу возле стены, под которым хранились доски. Что-то знакомое показалось Бурцеву и в лице, и в фигуре этого человека; пахнуло чем-то полузабытым, однако важным, так что Сергей задержался и, делая вид, будто меряет шагами расстояние от башни до пролома в стене, дождался, когда послушник пойдет назад, нагрузившись досками.

Это был Елизаров – староста зубцовской кладбищенской церкви, который обнаружил раскопанную могилу безвестного старца…

Предположить можно было все, все можно было объяснить хоть со светской, хоть с религиозной точки зрения. Однако Бурцев никак не хотел верить ни в закономерности пути человеческого к храму, ни тем более в случайности. Отсюда до Зубцовска добрых две тысячи километров через пять областей и мимо добрых пяти монастырей.

Елизаров отчего-то пришел именно в этот.

А пришел потому, что здесь уже находился или должен был появиться Губский, инок Рафаил!

Там, в Зубцовске, в бытность его старостой украли голову старца, здесь живого человека…

Два старых знакомых оказались в одном месте и в одно и то же время – это уже не случайность!

Бурцев не показал виду, что узнал старого знакомого, а тот, сгибаясь под тяжестью ноши, не мог рассмотреть приезжего, да и был слишком замкнут на себе, чтобы что-то замечать вокруг.

Вернувшись из монастыря в совхозную гостиницу, Бурцев и вовсе покой потерял, хотя следовало бы сесть и основательно проработать список приезжавших в монастырь гостей. Мысли напрочь приковал староста из Зубцовска.

Там отчленили голову и сделали ритуальную чашу из черепа, здесь похитили страстного блаженного молельника. Безусловно, Елизаров наводчик, и настоятель прав: пропажа Рафаила тоже связана с сатанистами… Бурцев оставил список гостей и подался разыскивать участкового. Тот оказался в сельсовете, разбирался с каким-то семейным скандалом и при появлении высокого московского гостя выгнал всех из кабинета.

Была мысль спросить о Елизарове напрямую, однако в самый последний момент Бурцев усомнился в надежности участкового – здоровый, крупный мужик, физиономия красная, кулаки чуть поменьше телефонного аппарата, а так робеет перед московским начальством. Еще не известно, какие у них с настоятелем отношения. Ему тут жить, а московский начальник прилетел и улетел…

– Почему у вас в списке значатся не все послушники? – спросил Сергей, чем поверг участкового в уныние.

– Они там приезжают, уезжают, – залепетал он. – А каждый раз устраивать проверки паспортного режима неловко. Отец Антоний сердится…

– Боишься его?

– Я Бога боюсь. Люди приходят в монастырь Господу служить, а я стану тревожить их проверками… Что мне люди скажут?

– Этот ваш список составлялся со слов Антония?

– Так точно… Он взял на себя ответственность за всех насельников, обязан регистрировать в сельсовете.

– И не регистрирует?

– Не всегда… То есть не вовремя.

– Ладно, ничего страшного пока не случилось, – успокоил Бурцев. – Но сегодня придется поработать со мной.

– Я готов, в полном вашем распоряжении, – заторопился участковый. – Мне начальник отдела приказал всюду с вами…

– Мне нужно поговорить с одним из насельников монастыря, с глазу на глаз, исходя из местных условий. Но так, чтобы об этом знал только один Господь Бог.

– Это нельзя, – сразу же заявил участковый. – В монастыре у них строго, самовольно никто ни на шаг за стену.

– Вы же в хороших отношениях с отцом Антонием?

– Да. Он мою дочку крестил.

– Так, значит, покумились? Участковый несмело улыбнулся.

– Антоний со всеми тут покумился. Как монастырь открыли, он сотни людей окрестил, старых и молодых.

– Сделаем так. Сейчас же пойдете к своему куму вместе с председателем сельсовета. Надо создать побольше шуму и суеты, мол, из Москвы начальство нагрянуло, нашли кучу недостатков, в том числе и по паспортному режиму в монастыре. Грозятся с работы снять. Пусть он сам даст списки всех насельников для регистрации. Дескать, попробуем все оформить задним числом, чтобы москвич ничего не узнал. С Генеральной прокуратурой лучше не связываться, напишут представление – никто на месте не удержится.

Участковый ничего не понял, однако отрапортовал, натягивая шапку:

– Будет сделано! Сей же час!

– И еще, – остановил его Бурцев. – Возьмешь у Антония отца-эконома и пройдешь с ним всю территорию вдоль стен. И укажешь, где в первую очередь надо заделать проломы. Чем угодно – кирпичом, досками, сеткой, но чтобы забор был целый и не ниже чем два метра. И пусть сделают проходную, пропускной пункт, чтоб людей не воровали.