– Не важно. Думаю, ему действительно можно доверять. – Она наклонилась и взяла одно из ведер. – Позвольте, я донесу это и помогу с завтраком. Нет, я настаиваю. – И Луиза, отмахнувшись от возражений вдовы, размашистым шагом пошла к дому.

– Но это же никуда не годится! – причитала фрау Шуберт, едва поспевая за ней. – Принцесса несет молоко!

– Уверяю вас, в последние месяцы мне приходилось носить намного худшее. И давайте приготовим плотный завтрак. Я уезжаю в Хольштайн вместе с вашим племянником, как только он прибудет.

– Как это неприятно! – Гюнтер покачал головой. Он говорил очень тихо, пока последние пассажиры выходили из вагона третьего класса. Поезд стоял у перрона центрального вокзала Швайнвальда. – Говорите, они уехали неделю назад?

– Восемь дней. Они уехали по дороге, чтобы не привлекать внимание, и должны были прибыть в Хольштайн в прошлую среду. – Луиза опустила глаза на свои руки. Она не сняла обручальное кольцо, хотя это был необычный для мужчины атрибут. Золото в полумраке вагона слабо светилось.

– Вы знаете, с кем они должны были встретиться?

– Нет. Мой дядя собрал отряд роялистов.

Гюнтер снова покачал головой. Из юноши он превратился в большого сильного мужчину. Он напомнил Луизе Сомертона, по крайней мере телосложением.

– Как неудачно, что меня в это время не было в городе. Иначе я бы точно знал, что случилось или по крайней мере где начать поиски. Но все равно. Существует всего несколько возможных вариантов. Вам все еще преданы многие жители Хольштайна.

– За что я им чрезвычайно признательна, герр Хассендорф. В последнее время меня предавали даже самые близкие люди. Камердинер моего отца Ганс оказался предателем. И гувернантка, которая вырастила и меня, и сестер, – тоже. – Она замолчала.

– А ваши сестры, – спросил Гюнтер, – как они?

– Мне почти ничего не известно. Но надеюсь, что с ними все в порядке. Хочется верить, что они скоро вернутся в Германию и будут здесь в безопасности.

– Принцесса Стефани. Вы что-нибудь знаете о ней?

Луиза заколебалась.

– В последнее время я ничего о ней не слышала. Говорили, что у нее какие-то трудности в Англии.

– Я бы с радостью разорвал ее врагов голыми руками, – хмуро сообщил Гюнтер.

– Знаю, она вам когда-то нравилась, – тихо сказала Луиза.

Он несколько секунд молчал.

– Я надеялся. Но, разумеется, сын мэра не может даже мечтать о женитьбе на принцессе. И отец объяснил мне это вполне понятно. Он всегда повторял, что надо протягивать ножки по одежке.

Луиза кашлянула.

– Надеюсь, мстить никому не потребуется. Мне бы хотелось избежать кровопролития. Я хочу спасти свой народ, установить справедливую власть в стране, которую люблю всем сердцем. – В ее глазах заблестели слезы. – Я хочу отыскать своего мужа, который может сделать очень многое для Хольштайн-Швайнвальда, если только у него будет шанс.

Гюнтер похлопал ее по руке:

– Не бойтесь, мы найдем его. Доверьтесь мне, ваше высочество.

Когда поезд подъехал к Хольштайну, было уже поздно. В животе у Луизы урчало от голода. Гюнтер купил ей булочку с сосиской у разносчика и вывел из здания вокзала через боковой вход.

– Сейчас мы пойдем ко мне домой, – сказал он. – Там вы будете в безопасности, а я пока наведу справки.

– Надеюсь, вашей жене и слугам можно доверять?

Гюнтер побледнел:

– Моя жена умерла в прошлом году от тифа, через два дня после нашего сына.

– Простите, я не знала. Поверьте, мне очень жаль.

– Так было угодно Богу.

Луиза замолчала. А что тут скажешь?

Гюнтер Хассендорф жил в старом доме своего отца, стоявшем в тени Хольштайнского замка. Улицы показались Луизе необычно пустынными. Запоздавшие прохожие шли очень быстро, надвинув шапки на лоб. Луиза украдкой покосилась на серые стены замка – своего родного дома.

Заходящее солнце окрасило верхушки башен в розоватый цвет. В окне комнаты, раньше принадлежавшей ее отцу, горел свет. Луизе стало трудно дышать. Она опустила голову и поспешила вслед за Гюнтером, больше не глядя по сторонам.

Дом мэра стоял чуть в стороне от других – внушительное белое здание с синими наличниками на окнах. Гюнтер негромко постучал в дверь тростью, что уже само по себе было странным. В Хольштайне не было принято запирать двери. Ему открыла молодая женщина в черном платье, поверх которого был надет накрахмаленный белый фартук.

– Добрый вечер, герр Хассендорф, – сказала она, взяла его шляпу и трость.

Гюнтер жестом пригласил Луизу войти.

– Фрида, это герр Маркем, мой знакомый английский джентльмен. Устрой его в голубой спальне, пожалуйста. Он останется на ночь.

Служанка сделала реверанс:

– Да, герр Хассендорф.

Дом был обставлен с явной претензией на роскошь. Поднимаясь вслед за служанкой по главной лестнице, Луиза заметила несколько весьма неплохих предметов в стиле Людовика XIV, прекрасные картины в богатых рамах. Голубая спальня располагалась на третьем этаже и оказалась огромной комнатой с голубыми обоями в китайском стиле, обставленной тяжелой мебелью, обитой синим бархатом. Луиза погладила рукой резную, украшенную позолотой спинку кровати и подумала, что обстановка совсем не немецкая.

– Вам угодно перекусить, герр Маркем?

Луиза кивнула:

– Если это не доставит больших неудобств, принесите мне, пожалуйста, легкий ужин.

Служанка несколько секунд оторопело моргала, глядя на нее, потом сделала реверанс и, пятясь, вышла из комнаты.

Луиза тихо выругалась и швырнула на пол шляпу.

Гюнтер зашел спустя четверть часа, держа в руках шляпу и трость. Он кивнул в сторону подноса с закусками, стоящего на столике у окна.

– Вижу, о вас позаботились. Вам нужно что-нибудь еще?

– Мне нужен только мой муж. Прошу вас, позвольте мне пойти с вами. Мне необходимо что-то делать, а не протаптывать дорожку в вашем красивом ковре.

Гюнтер бросил обеспокоенный взгляд на ковер – великолепное произведение персидских мастеров.

– Это слишком опасно. Вас ведь могут узнать.

Луиза разочарованно фыркнула и отвернулась к окну, которое выходило на Хольштайнский замок, теперь погруженный в темноту.

– Тогда поскорее возвращайтесь. И прошу вас, с хорошими новостями.

Мужчина поклонился.

– Сделаю все, что смогу, ваше высочество. Да, и еще одно… – Он полез в карман.

– Что?

– Ваша комната запирается снаружи. Боюсь, я вынужден – разумеется, только для вашей безопасности – закрыть вас на время, пока меня не будет. Вы не возражаете?