– Развяжите меня! – требовательно вскричала Татьяна.

И тут случилось невероятное. Первый мужчина подошел к ней вплотную, оглядел ее обнаженное тело и плотоядно хмыкнул. В правой его руке блеснула темная сталь пистолета. Он приставил дуло прямо к Таниному животу. Ствол захолодил ей кожу.

– Молчи, сука! – произнес он. – А то убью.

Таня глянула ему в глаза – у мужчины был пустой, непроницаемый взгляд профессионального убийцы.

До Тани стало доходить: то, что происходит здесь, – что-то не правильное, и это вряд ли можно назвать спасением.

И тут в комнате раздался властный немолодой голос:

– Ну, наконец-то! Вы ее взяли!

Татьяна скосила глаза и увидела, что голос принадлежит третьему появившемуся в комнате человеку: немолодому господину в костюме и при галстуке. Господин подошел к лежащей на ковре без движения Витольде. Бережно пощупал ее пульс. Потом нежно, по-отцовски, погладил ее по щеке.

– Молодец, Кобылин! – проговорил он, адресуясь к тому, кто наставил пистолет прямо в живот Тане. – Слава богу.

– Что теперь, товарищ генерал? – спросил мужчина с глазами убийцы, не отрывавший взгляда от Татьяны.

– Теперь? – со смешком переспросил властный мужчина. – А то ты не знаешь что. Хотя девка красивая, даже жаль…

«Это же отец Витольды, – с ужасом догадалась Татьяна. – Иннокентий Пилипчук. Милицейский генерал».

– Вика проспит часов двенадцать, – продолжал генерал. – За это время я организую окно на границе.

И паспорт для нее. И место в клинике. Потом еще один укольчик, и вы отвезете ее туда. Интересная загранкомандировка. За счет министерства.

– Куда конкретно везем ее? – переспросил тот, кого называли Кобылиным.

– В Швейцарию. Точнее я скажу позже.

– А что делать с этой? – спросил Кобылий, мотнув головой в сторону Тани, по-прежнему полураспятой на кровати.

– Ты повторяешься. По-моему, я уже все объяснил.

– В дальний лес? – уточнил Кобылин.

– В дальний, ближний – какая разница. Главное, чтоб она больше никогда никому ничего не сболтнула.

Хорошо понял меня, Кобылин?

– Так точно.

– Ну, и все. Она твоя.

Генерал развернулся, чтобы выйти из комнаты, и бросил через плечо:

– А за дочку мою головой мне отвечаешь.

– Так точно, товарищ генерал.

Кобылин, не отрывая дула пистолета от живота Тани, другой рукой погладил ее по груди. Она размахнулась и ударила его правой рукой в лицо. Не попала – тот отшатнулся и плотоядно рассмеялся.

– Живая девочка, игривая, – растягивая губы в улыбке, проговорил он. – Ну, когда тебя замочить?

До любви или после ?

– Эй, – вмешался второй подручный генерала, – ты и мне ее оставь попробовать.

И в этот момент раздался негромкий звон разбитого стекла. Тихо качнулось пламя почти сгоревшей свечи.

Кобылин, второй подручный и генерал стали поворачиваться в сторону окна.

И тут комнату залил невероятно яркий слепящий свет, а через долю секунды раздался ужасающий, нечеловеческий грохот. Б-бам-м!!!

Татьяне показалось, что у нее лопнули барабанные перепонки, а зрачки просто выжгло до самых глазниц. Она непроизвольно зажмурилась изо всех сил – и наступившая темнота и тишина были настолько глубокими, как никогда в ее жизни. И где-то далеко-далеко, как легонькие постукивания костяшками пальцев о дерево, прозвучали три выстрела. Тук. Тук. Тук.

…А когда Татьяна открыла глаза, декорации чудесным образом переменились.

Обе шторы были оторваны, а через разбитое окно проникал яркий свет летнего утра.

«Надо же, уже давно рассвело, – отстраненно подумала Таня, – а я и не заметила».

Вика по-прежнему лежала на полу в той же позе.

Кажется, с нею ничего не случилось, и она как спала, так и продолжала спать.

Рядом с нею распростерлось тело Кобылина. Он лежал навзничь, и его рука с пистолетом покоилась у него на груди. Во лбу красовалась маленькая кровавая дырочка, зато под затылком на ковре натекла целая багровая лужа.

Неподалеку валялось недвижимое тело второго подручного генерала. Половина его лица превратилась в кровавое месиво.

Сам генерал лежал дальше, и Таня со своего места на кровати могла видеть только его неподвижную холеную руку и застывшее пепельно-серое лицо.

А подле нее стоял молодой парень в каске с плексигласовым забралом и в бронежилете. Очевидно, смущаясь, он отводил лицо от Таниного обнаженного тела и развязывал ей ноги. Вторая рука ее уже была свободна.

Вот он закончил свою работу и отошел, и Татьяна рывком села на кровати. Руки и ноги затекли.

Как из-под земли появился отчим. В руках Валерий Петрович держал одеяло.

Ходасевич набросил его Тане на плечи и закутал ее, скрывая от нескромных взглядов.

Он что-то говорил, но Таня после светошумовой гранаты была оглушена и не разбирала ни слова.

– Что??! – громко спросила она.

Отчим улыбнулся. Она увидела рядом с кроватью Пашку. Синичкин тоже смеялся. Валерий Петрович указал на свой рот. «Читай, мол, по губам», – поняла Таня.

– Прости, Танюшка, – прочитала она.

– За что?! – сквозь слезы спросила Таня. И опять, видимо, получилось слишком громко, потому что Павел снова улыбнулся.

– Что я пришел так поздно, – ответил отчим.

Эту фразу Таня уже слышала хорошо.

Одиннадцатое июля, пятница.

День

Таню усадили на заднее сиденье «пежика», хоть она и рвалась за руль. Но на водительское место, несмотря на все ее протесты, водрузился Синичкин.

Длинный Пашка с трудом поместился в кресле крохотного «пежика» – пришлось отодвигать его в крайнее положение. Рядом с Синичкиным устроился отчим. Сиденье пассажира под ним скрипнуло и накренилось.

Таню успел осмотреть врач. Она совсем не пострадала, хотя от светошумовой гранаты по-прежнему шумело в ушах.

Тела генерала Пилипчука, Кобылина и третьего милиционера отправили в морг, на вскрытие. Абсолютно не пострадавшую, однако спящую мертвецким сном Витольду – Вику увезли в больницу при СИЗО «Матросская тишина».

"Отчим договорился со следователем, что все показания Таня даст завтра. А пока он вызвал ее маму, свою бывшую жену Юлию Николаевну, чтобы она с дочерью посидела.

Для Тани по-прежнему было ошеломительно, что на дворе, оказывается, белый день. Они проговорили с Витольдой (точнее, Таня выслушивала ее) целую вечность.