Вся надежда была на младшего инспектора — отсутствие Карпеца внушало надежду.

«Хорошо, если бы нашел Игумнова…»

Объяснение с женой по поводу разорванного пиджака — была особая статья! Качан уже потерял было надежду, как в дверях показался начальник розыска. Вслед юркнул в дежурку Карпец. Качан ободрился. Игумнов кивнул дежурному.

— Ответственный у себя?

Зам по розыску тридцать шестого, которому он звонил по дороге, ждал их.

— Как доложить?

— С железки приехали…

Зам по розыску — худощавый, с распадающимися на две стороны короткими волосами — был старожилом отделения. Сразу излил душу:

— В этом ресторане я, можно сказать, вырос. По молодости, бывало, пьяный спал у мэтра в кабинете… А как они выручали! Бывало: «Коля, иди! Там, внизу, тебя проверяющий ищет!» Выйдешь через черный ход и уже с улицы входишь! Ну и я стоял за них… И перед хулиганами, и перед начальством… Ночью — такси найду, официанток отправлю… И чтобы меня выставить посмешищем? За чаевые? Такого быть не могло!

Пришли к общему выводу:

— Общество развратили! Начальству ничего не нужно, кроме карьеры. Балом правят цеховики, дельцы!.. Музыканты, мэтр смотрит им в рот! За зеленые горло порвут. Об официантах не говорю…

В целом прогноз для милиции тоже получался неблагоприятный:

— Говорят о новых структурах! Подразделения по американскому образцу. Спецтехника. Связь. «Мерседесы»… Гвардия… Ну и потерпевшие посолиднее… Новая номенклатура! Задача — раскрывать только преступления, вызывающие широкий общественный резонанс!

К тому и шло.

«А мы так и останемся! Уголовный розыск — полиция для бедных! Вроде бесплатной милиции…»

В кабинет позвонили.

— Да… Да… Я сейчас! — Зам извинился. Вышел. Игумнов снял трубку, позвонил на вокзал. Там все было спокойно. Егерь — дежурный, находившийся в самом центре милицейской розы ветров, воспринимал происходившее философски.

— Народ подтягивается. Скоро посадка на душанбинский. Скубилин звонил. Надеется его задержать…

— Голубоглазого?

— А кого же еще! Проел плешь с этой ориентировкой!

— Пусть он ее повесит у себя в сортире!

— Ты чего–то хотел?

— Проверь по адресному… «Юрьева Наташа…» — Надо было это выплеснуть, чтобы к нему не возвращаться. Он попробовал сосредоточиться. — Пиши: «Возраст примерно 21 — 23 года…» Других данных нет. Я не думаю, что их много по Москве. Девушки три–четыре. Узнай телефон. Потом под благовидным предлогом надо позвонить каждой домой — узнать, кто из них ходил сегодня на концерт в Дом культуры КГБ на Лубянке.

— Это касается старухи потерпевшей?

— Розенбаум? Да нет. Не думаю.

— Я сейчас поручу.

Игумнов положил трубку. От концерта на Лубянке ничего не осталось. Все выветрилось, кроме фокуса с мысленным отгадыванием имени девушки, поднявшейся на эстраду.

«Если бы колдун знал, что в зале — разыскник, он бы остерегся это делать!»

В коридоре слышались негромкие голоса: Качан и младший инспектор приводили себя в порядок.

Зам по розыску вернулся огорченный.

— Из ресторана принесли заявление на твоих… Качан кому–то врезал, и сильно. Парень здоровый. Могут быть последствия…

— Пока что — сам он с оборванным рукавом!

— Я понимаю. Но и ты пойми! Народ наглый. А если придется дело возбуждать? Может, тебе к ним приехать?

— Они предложили?

— Да. Завтра… Разборка. Как это сейчас принято. Они все будут!

— Первый раз слышу! Чтобы они разбирались с нами?

Зам смотрел в сторону. Игумнов понял: это было большее, что он мог сделать коллеге.

— Что ж! — Игумнов поднялся. — Мы приедем… Обедать. Обещаю… — Он понемногу заводился. — Долларов с нас они не получат. Чаевые самые умеренные. Но если дойдет до драки, то смене этой не работать. Пусть ищут дублеров! Будь здоров!

— Давай.

Качан и младший присоединились к нему в коридоре. Старший опер выглядел трезвым, хотя и не в лучшей форме.

— Не знаю, как случается, но почему–то со мной все и происходит… Картузов знает?

— Нет.

— Может, обойдется?

— Не знаю.

Присутствие Карпеца — доверенного лица начальника отдела — делало это проблематичным. Больше ничего сказано не было. Качан приободрился. Во дворе, рядом с выходом, стояло несколько милиционеров. Увидев Качана и Карпеца, они замолчали. Разговор шел об этой паре, наскандалившей в ресторане.

— Пока… — младший инспектор послал им свою приветливую, чуть суетливую улыбку.

— Счастливо.

В машине водитель спал откровенно сладко, приоткрыв рот. Между сиденьями задушенно хрипело радио.

— Очнись!

Игумнов поправил звук. Передавали ориентировку с вокзала:

— …Повторяю… В купейном вагоне прямого сообщения Москва — Бухара при подаче на посадку обнаружен труп неизвестного мужчины, скончавшегося от ножевых ранений…

Хабиби снял обувь в передней, прошел на кухню. Жена и дети были уже дома.

— Что у нас сегодня? Я умираю от голода… Хумук эт кинс? — Он любил национальные блюда, мясо на огне в первую очередь, с овощами, обильно политое оливковым маслом.

— Я же вчера тебе делала! — Жена встала. — Возьми пока питу, Али!

Пита оказалась свежайшая. Хабиби разрезал аппетитную полую лепешку, стал набивать всем, что нашлось в холодильнике: овощами, мясом.

— Никто не звонил?

Жена перечислила. Звонки в основном были от земляков: почти все жили в этом много–подъездном, построенном в виде каре, с аркой в центре, здании; вечерами заходили друг к другу выпить чашку кофе, обменяться новостями.

— К учителю сестра приезжает… — сообщила жена. — Завтра с утра едет ее встречать…

— Почта есть?

— На столе.

В кухню вошел младший сын.

— Привет, папа.

— Привет, — Хабиби уже поднимался. — Как в школе? — Он погладил сына по голове, ответа ждать не стал — прошел к себе, включил телевизор. По первому каналу шла развлекательная программа. Хабиби выключил ее, прилег на тахту, на секунду закрыл глаза. Спал он не больше минуты — глубоко, со сновидениями. Сон был тягостный. Разбудил телефонный звонок. Жена сняла трубку. Звонил сосед с пятого этажа. Жена говорила громко, обращаясь одновременно к мужу и к звонившему. При некотором усилии сосед мог наверняка ее слышать и без аппарата.

— Это Юсеф! Заходите, Юсеф, мы всегда рады… — Юсеф был слушателем Академии имени Фрунзе, земляк жены. — Он сейчас зайдет! Я ставлю кофе, Юсеф!

Пришел Юсеф, молодой, стеснительный; он жил холостяком — жена с ребенком временно уехали домой, к родителям.

— Как учеба, Юсеф? — спросила жена.

Хабиби взглянул на часы, извинился:

— Я на несколько минут вниз… Не пейте без меня — я сейчас!

В это время обычно появлялся Лейтенант — привозил деньги, долю Хабиби и таксиста.

— Поговорите тут пока…

— Надень что–нибудь, Али! На улице прохладно… — крикнула жена с кухни. — Простудишься!

Он сдернул с вешалки в прихожей легкую куртку.

— Я быстро!

Хабиби спустился в лифте. Он еще находился под впечатлением сна.