Какая-то птица, впорхнув в сарай сквозь открытые ворота, вывела Паркера из состояния задумчивости. Усевшись на край настила, она принялась охорашиваться, и Паркер сумел ее рассмотреть. Коричневая пичужка величиной с кулак, покрытая мелкими желтыми крапинками… Майкл, любивший птиц, определил бы, что это за птица, с первого взгляда, но он в этой области был не силен.

Наклонив хохлатую головку, птица озадаченно посмотрела на Паркера блестящим глазком.

— Готов спорить — негромко проговорил он, — ты гадаешь, какого хрена я сюда приперся?

Впрочем, Паркер и сам не мог бы объяснить, почему он сидит здесь и разговаривает с животными и птицами, однако это его мало беспокоило. Паркер твердо знал, что не сошел с ума, и не испытывал страха. Все было в норме, он сам был и норме. Но были времена (и Паркер слишком хорошо их помнил), когда он разговаривал, нет — кричал на орды воображаемых крыс, которые вылезали из щелей в стенах и в полу, карабкались по его неподвижным ногам, ползали по коленям, копошились в паху, взбирались по животу вверх и, скрежеща длинными желтыми зубами, подбирались к горлу и лицу. Именно из того мрачного периода своей жизни Паркер вынес привычку беседовать вслух с каким-нибудь безобидным, живым, реальным существом вроде енота или этой пестренькой птахи. Такие разговоры успокаивали его, к тому же настоящих птиц и зверьков можно было легко прогнать одним движением руки, если их общество почему-то переставало ему нравиться.

Тут Паркер вспомнил: он прикатил в эти развалины, чтобы еще раз обдумать свой план и попытаться выявить не замеченные раньше ошибки. Он явился сюда, чтобы убедиться в своей готовности привести этот план в исполнение. Наконец, он просто хотел без помехи помечтать о том, как насладится своей местью, когда она наконец свершится.

Говорят, месть — блюдо, которое лучше подавать охлажденным. Что ж, он последовал этому правилу: он ждал достаточно долой — целых четырнадцать лет. И теперь ему, пожалуй, уже ничто не помешает.

Усмехнувшись, Паркер снова посмотрел на птицу, которая, успокоенная его неподвижностью, снова принялась чистить перышки. Почему-то он вдруг решил, что это виргинский дрозд, хотя полной уверенности у него по-прежнему не было. Дрозд чем-то напомнил ему Майкла, и Паркер улыбнулся, вспомнив, как иногда он убегал сюда, чтобы скрыться от своего домоправителя. Ситуация, когда двое убежденных холостяков живут в одном доме («два медведя в одной берлоге», — невольно подумал он), была взрывоопасной просто по определению. Впрочем, когда разражалась ссора, виноват почти всегда оказывался Паркер. По сравнению с ним Майкл обладал терпением святого.

При этом Паркер отлично понимал, что без Майкла он обойтись не может, — понимал и со страхом думал о том, что когда-нибудь им все-таки придется расстаться. Майкл упорно отказывался сказать, сколько ему лет на самом деле, но Паркер почти наверняка знал — ему уже за семьдесят. И, говоря откровенно, ему следовало день и ночь благодарить бога за то, что, несмотря на свой почтенный возраст, Майкл сохранил достаточно сил и энергии, чтобы ухаживать за ними обоими.

Паркер любил Майкла. Нет — боготворил!

И все же бывали дни, когда даже многострадальный и долготерпеливый Майкл начинал безмерно его раздражать. Это случалось в те мрачные периоды, когда Паркеру необходимо было полное одиночество и когда даже самая большая комната становилась ему тесна, не в силах вместить всех демонов, с которыми он был вынужден сражаться.

Но сегодня утром Паркер удрал в джин не столько для того, чтобы скрыться от укоризненного взгляда своего друга, сколько для того, чтобы подумать о Марис. Именно здесь, среди этих ветхих стен, в его голове зародился план, как заманить ее на Санта-Анну, как подчинить своему влиянию и сделать послушным орудием своей мести. Все сработало так, как он хотел, кроме одного…

Он не рассчитывал, что Марис так глубоко его взволнует, овладеет всеми его помыслами. Паркер понимал: если уж он решил заставить Ноя Рида на своей шкуре испытать, что такое настоящий ад, использовать его жену было бы не только логично, но и необходимо. Но он не учел, что в результате осуществления его плана Марис может оказаться в жерле действующего вулкана.

«Ну и пусть, — подумал Паркер сердито. — Она этого заслуживает, раз вышла замуж за такого подонка!»

— Выйти замуж только потому, что влюбилась в героя книги, которую он написал, — ну не глупо, а?.. — спросил он у дрозда. — Разве можно быть такой непроходимо наивной?!

Он не должен жалеть Марис Мадерли-Рид — это решено. Да, она рассмешила его; да, с ней приятно было поговорить — ну и что с того? Допустим, ему понравился ясный, прямо-таки акварельный взгляд, который Марис бросила на него, когда заметила его изуродованные ноги, но ведь это могло быть просто случайностью. И даже если Марис сочувствовала ему по-настоящему, это ничего не меняло. Ему не нужна была ее жалость. К тому же она, несомненно, не пожалела бы его, если бы догадывалась, какую дьявольскую штуку он приготовил для…

— Грязный сукин сын!

Паркер резко повернулся вместе с креслом и едва успел уклониться от увесистой книги, летевшей ему прямо в голову.

Подняв тучу пыли, книга упала в двух шагах позади него, но Паркер узнал обложку. Это была первая книга из серии о детективе Дике Кейтоне.

В дверях стояла Марис, и вид у нее был самый воинственный. Когда она пришла сюда в первый раз, она вошла в помещение с опаской, но сегодня решительность сквозила в каждом ее жесте. Гнев и возмущение бурлили в ней, били через край, и Паркеру даже показалось — Марис испускает ослепительный свет, словно готовая взорваться сверхновая звезда. Вряд ли она испугалась бы, даже если б за порогом, на который она взошла столь решительно, начинался ад.

Но ее ярость не произвела на Паркера большого впечатления — главным образом потому, что лучи только что вставшего над горизонтом солнца били ей в спину, и он ясно видел просвечивающие сквозь тонкую юбку ноги — длинные, стройные, идеальные ноги. Взгляд Паркера поднялся по ним вверх и остановился на смутно очерченном трусиками треугольнике лобка, однако он постарался справиться с собой и остановил свой взгляд на более нейтральной зоне — чуть выше пояса и значительно ниже бурно вздымающейся груди. Он знал: Марис буквально кипит, и ему не хотелось провоцировать ее на необдуманные действия и поступки.

— Тебе не понравилась книга? — поинтересовался он самым вежливым тоном.

— Будь ты проклят!..

— Я уже проклят.

Сжимая кулачки, Марис шагнула вперед.

— «По крайней мере они расстались, сохранив друг о друге самые светлые воспоминания»!.. — процитировала она, остановившись в нескольких шагах от его кресла, и Паркер с удивлением заметил у нее на носу очки. — Либо ты плагиатор, либо обманщик, но и в том, и в другом случае ты — проклятый сукин сын!

— Ты это уже говорила, — заметил Паркер.

— Так кто же ты?! — воскликнула Марис, потрясая перед его носом сжатым кулаком. — Скажи, чтобы я знала, с кем связалась. Впрочем, плагиатор ничем не лучше лжеца!