Девственность она потеряла в тринадцать лет. Владелец галантерейной лавки, где Надин подрабатывала после школы, поймал ее с поличным, когда она пыталась вынести из подсобного помещения тюбик губной помады и флакончик лака для ногтей, и предложил выбирать: либо она с ним трахнется, либо он заявит в полицию, и тогда ее ждет суд и исправительный дом для несовершеннолетних преступников.

Если не считать того, что Надин не очень понравилось трахаться на ящиках с товаром в сырой и холодной подсобке и дышать чесночным перегаром, которым несло от ее первого кавалера, это был очень неплохой обмен.

Впоследствии Надин не раз приходилось отдаваться разным мужчинам, чтобы получить что-то, что ей хотелось, или наоборот — избежать чего-то, что грозило ей неприятностями.

Школу Надин все-таки закончила, хотя в последние два года она чувствовала себя там немногим лучше, чем в тюрьме. Единственным ее развлечением было отбивать ухажеров у одноклассниц. Надин было ровным счетом наплевать, сколько сердец она разбила. Ни одной настоящей подруги у нее никогда не было, но это ее не смущало. Покуда парни ходили за ней табунами, дарили подарки, водили б кино и кафе, а потом умоляли сделать то, что Надин и так нравилось, она чувствовала себя прекрасно. Зачем ей еще подруги — эти глупые накрашенные куклы с опилками вместо мозгов? Разве нельзя прожить без этих дур?

Когда выяснилось, что из-за низкой успеваемости ее могут не допустить до выпускных экзаменов, Надин сразу нашла выход. Преподаватель математики довольно быстро согласился помочь ей в обмен на миньет. Учительница истории — невзрачная простушка — рыдала в три ручья, когда Надин призналась ей в своей тайной страсти. После визита в ее тесную квартирку, насквозь провонявшую кошачьей мочой, годовая оценка Надин поднялась от двойки до четверки с плюсом.

Получив аттестат зрелости, Надин решила не продолжать образование. От учебы ее тошнило, и она предпочла обратиться к практической деятельности. С тех пор она регулярно меняла места работы, пока однажды ее не взяли младшим редактором в местную еженедельную газету.

Это была первая работа, которая понравилась Надин по-настоящему. Точнее, она чувствовала, что это занятие как нельзя лучше соответствует ее склонностям и талантам. Проработав в газете считанные недели, Надин окончательно убедилась, что именно на этом поприще сможет создать новую себя и стать знаменитой и богатой.

Она начала с того, что изменила имя и упросила выпускающего редактора позволить ей писать небольшие статейки. Переговоры прошли на заднем сиденье машины редактора, припаркованной прямо у стены дома, где он жил с женой и четырьмя детьми, и увенчались полным успехом. Доведенный до полубезумного состояния, редактор обещал Наде, что даст ей попробовать себя в журналистике.

Первые статьи Нади Шуллер напоминали скорее основанные на слухах забавные истории о более или менее известных людях, живших в районе, где распространялась газета. Вскоре эти истории или анекдотцы стали в газете самой популярной рубрикой, и Надя поняла, что идет по верному пути.

И вот теперь, двенадцать лет и сотни любовников спустя, она сидела за столиком напротив рафинированной Марис Мадерли-Рид и старательно разыгрывала дружелюбие и симпатию, хотя в сердце Нади продолжал тлеть жаркий огонь ненависти к женщине, которая превосходила ее буквально во всех отношениях.

И вот странность!.. Если бы Марис ненавидела ее сильнее, Надя, пожалуй, относилась бы к сопернице с большим уважением. Но показное равнодушие Марис, которая держала себя так, словно Надя не заслуживала особенного внимания, доставало ее буквально до печенок. Из-за этого Надя часто срывалась и говорила дерзости, когда разумнее было бы промолчать, однако Марис только улыбалась снисходительно и холодно, и в душе Нади вспыхивал еще более жаркий огонь.

Например, когда они встретились у входа в ресторан, Надя посчитала нужным отметить ровный золотистый загар, приобретенный Марис во время поездки в Джорджию. Комплимент, однако, не удался, поскольку Надя, не удержавшись, тут же напомнила Марис, какими вредными для кожи могут быть прямые солнечные лучи. На этот выпад Марис преспокойно ответила, что когда она в следующий раз поедет в Джорджию, то непременно захватит с собой шляпу.

Но вот была подана первая перемена, и Надя, протягивая Марис корзиночку с хлебом, сказала:

— Ты уже слышала про Говарда Бэнкрофта? Ужасная история!..

На этот раз ей удалось добиться реакции. Отказавшись от хлеба, Марис печально покачала головой:

— Действительно, это большое несчастье для всех нас! Я узнала о том, что случилось, только вчера вечером, когда вернулась из поездки.

— Сколько лет он возглавлял ваш юридический отдел? Десять? Двадцать?..

— Точно не знаю, но наверняка больше тридцати. Когда я родилась, Говард уже был нашим старшим юрисконсультом.

— А почему он покончил с собой? У тебя есть какие-нибудь предположения?

— Надя, я…

— О, это не для моей колонки. В газетах уже писали о том, что с ним произошло… — Надя нарочито вздрогнула. — Прямо жуть берет!.. А вот в вашем официальном бюллетене почему-то ничего не говорится о том, как он умер, — все больше о том, сколько Говард Бэнкрофт сделал для «Мадерли-пресс». Это, знаешь ли, наводит на размышления…

Говарда Бэнкрофта нашли в его автомобиле, припаркованном в двух кварталах от дома на Лонг-Айленде, где он жил. Старый юрист выстрелил себе в рот из пистолета крупного калибра, поэтому от его головы почти ничего не осталось.

— У вас, в «Мадерли-пресс», очень дружная команда, — продолжала Надя. — Неужели никто ничего не знал, не заметил? Ведь должны же быть какие-то тревожные признаки…

— Нет. — Марис с горечью покачала головой. — Скорее, наоборот… Как раз в тот день Ной был у Говарда незадолго до того, как… все это случилось. Он сказал, что Говард Бэнкрофт выглядел как обычно. Его многие уважали и любили, и не только у нас. В еврейской общине Нью-Йорка он был весьма заметным человеком и даже возглавлял общество переживших холокост. Я даже не представляю, что могло толкнуть его на столь отчаянный шаг!

Принесли главное блюдо, и обе женщины обратились к менее мрачным темам. Марис заговорила о книгах, которые «Мадерли-пресс» подготовило к изданию этой осенью.

— Я уверена, новый сезон будет для нас очень успешным, — сказала она. — Может быть, даже самым успешным за последние пять лет.

— А могу я процитировать эти слова в своей колонке?

— Пожалуйста…

Надя достала из сумочки блокнот, с которым никогда не расставалась, и попросила Марис перечислить хотя бы некоторых авторов, чьими произведениями «Мадерли-пресс» собиралось облагодетельствовать читающую публику. Сделав необходимые пометки и убрав блокнот, она отправила в рот изрядный кусок морского окуня, зажаренного на овощной подушке.

— А что ты можешь рассказать о проекте, ради которого ездила в Джорджию? — спросила она.