— Пошли, што ль, дедушка! — переступала с ноги на ногу Малаша, нетерпеливо дергая Мастера за рукав. — Пошли, не то тятька ухи крутить зачнет!

— Идем-идем, — успокоил ее китаец, ласково погладив по светлым волосам.

«Интересно, есть ли у него дети? — подумал Андрей про господина Ли Ван Вэя. — А вдруг Чен его сын — для полного счастья… Хотя нет, вряд ли. Сходства ни малейшего».

«Дом» оказался покосившейся избенкой с завалинками, густо поросшими травой. Внутри — земляной пол, пара лавок, застеленных тряпьем, вместо печи очаг, кое-как обложенный камнем. Андрей походил, потрогал, посмотрел.

— Что думаешь? — поинтересовался Мастер.

— Фигвам. Сибирская национальная изба.

— Что-что?

— Жить можно, говорю.

Жить, в общем, действительно было можно. Под лавкой нашлись дрова, была и вода в кадушке.

За окном опустилась ночь, внутри затрещал огонь, облизывая закопченный бок казана; дым поднимался к потолку, густо-черному от сажи, и вытягивался наружу сквозь узкое волоковое оконце. Андрей сидел, охватив руками колени, и неотрывно смотрел на пламя.

— Что ты там видишь? — спросил Мастер.

— Честно ответить?

— Как хочешь.

— Аграфену. Ответ нечестный.

Мастер коротко усмехнулся, точно как в кабаке перед дракой:

— Она тебе нравится?

— Красивая женщина. Рыжая, сероглазая. Вам, китайцам, этого не понять.

— Все мы понимаем. А вот у Ханаа глаза темные, как черемуха. Разве они хуже?

— Тоже симпатичная девчушка. Вам больше нравится?

— Обе хороши. И похожи.

— Это чем же?

— Судьбой.

Шинкарев не понял. С его точки зрения, между безмужней староверкой и юной степной «аристократкой», женой Кистима, ничего общего быть не могло. Но спорить не стал. О чем тут спорить?

— Попробуй-ка, чай заварился? — спокойно сказал Мастер.

С чаем подъели, что еще осталось со скита; потом, налив еще по чашке, устроились в темноте, глядя на огненные змейки, перебегавшие по малиновым буграм догоравших поленьев.

Спустя некоторое время китаец сказал:

— Ты прошел три стихии: «Землю», «Ветер»и «Воду». Осталась последняя — «Огонь». Две из них приняли тебя. Одна — нет. Это поправимо, если «Огонь» тебя примет.

— А если — нет.

— Тогда все погибло.

— Все?

— Для тебя — все.

— Что я должен сделать? — спросил Андрей. Если китаец хочет его припугнуть — на здоровье. Только чтоб напугать Андрея, одних слов маловато будет.

— Сделать? Ты должен СМОЧЬ. Кто сможет гореть, не сжигая себя, тот способен постичь Путь воина. Способен, но не всегда постигает.

— В чем суть боевого «Огня»?

— Бешенство. Гнев. Ярость. Бой насмерть, не чувствуя боли.

— А практически? Когда лучше входить в состояние «Огня»?

— В безвыходном положении, когда терять уже нечего. В коротком бою, например, для того, чтобы прорваться в укрытие. В закрытом помещении, когда ты уверен, что к противникам не подойдет подкрепление.

— Почему?

— Потому что настоящий «Огонь» отнимает очень много энергии. После боя ты будешь абсолютно без сил. И без сознания, скорее всего. Если ты вышел из «Огня», снова «разжечь» его почти невозможно.

— А как выходить из «Огня»?

— «Водой». Мягкостью.

— Понятно. Вы говорили о «гуань-тоу», «затруднительном положении». Это как-то связано?

— Именно в «гуань-тоу» ты должен войти в «Огонь».

— Значит, войти в «Огонь»… Странно… Я думал, мы должны что-то точно рассчитать. Какое-то конкретное действие, толчок, изменяющий «волну времени». Математически точно рассчитанный. Разве не так?

— Математически… — в голосе Мастера послышался скепсис. — «Тот, кто хочет улучшить счастливый момент, за год ни одного дела не сделает»— так, помнится, говорил литератор Се Чжаочжэ. Будь все дело в математике, ты бы сюда не попал. Мне бы и Чена хватило.

— Ну, а Чен? — поинтересовался Шинкарев с долей ревности, — он проходил «затруднительное положение»? И эти стихии — он испытал себя в них?

— Что тебе Чен? Думай о себе, не о Чене. Знаешь что — давай. — ка спать. Поздно уже, а завтра трудный день.

— Спокойной ночи, Ши-фу.

За окном тихо зашелестело. Андрей поднялся, приоткрыл дверь — с шумом дождя ворвался сильный запах травы, недалекой реки, прибитой дорожной пыли. Выйдя и постояв пару минут снаружи, Андрей вернулся в избу и снова устроился на своей шубе. Спать не хотелось. Кыргызский поход, ряд готовых лодок в раскольничьем скиту, знание Мастера о том, где можно купить «огненный бой»в Красноярске… Что же делать? «К Выропаеву зайти? Ладно, завтра», — решил он и заснул.

Ранним утром густой туман поплыл над темной водой Енисея, роса упала на серую гальку, темные бревна городских стен, узкие листья береговых тальников. Скрипнула дверь покосившейся избушки, и на берегу показался невысокий пожилой китаец, одетый в простые темные штаны и такую же куртку с узелками вместо пуговиц. Чуть согнув в коленях ноги, он повернулся лицом к востоку, смутно розовеющему сквозь туман, и начал традиционные утренние упражнения. Заводя руки над головой, господин Ли Ван Вэй «снимал» Янь-энергию Небес. Проводя кисти по кругу перед собой на уровне пояса-груди, он «вытягивал» Инь-энергию Земли.

«Небо черное, Земля желтая, Небо круглое, Земля квадратная»— так говорила древняя китайская космология.

Взяв энергию Земли и Неба, господин Ли Ван Вэй собрал ее в «сияющий цветок», то сжимая кисти в шарик перед грудью, то снова разводя их по диагонали.

Закончив, он еще раз взглянул на солнце, чей сияющий оранжево-красный край показался из-за темной заречной сопки. Почтенный китайский господин направился в обход енисейского мыса, мимо пристани, где в кормовом балагане их долбленки безмятежно спал Чен. На сегодняшний день было намечено много дел, в некоторых Чену предстояло сыграть важную роль.

Но вот роль Андрея Мастеру была еще неясна. Судя по всему, тот не желал быть просто кулаком, вбивающим в косную жизнь замыслы китайского мудреца. Но кем тогда? Скорее всего, круг всеобщих перемен сам повернется и найдет для него нужное место. Господин Ли Ван Вэй остановился на этой мысли, как раз подойдя к воротам в стене Большого города.

Солнечный луч, пройдя сквозь дырку в мутном оконном пузыре, острой стрелкой стоял в темном воздухе избы, оканчиваясь круглым зайчиком. Медленно двигаясь по полу, светлый кругляш наполз на лицо Андрея и разбудил его. Мастер ушел, оставив на столе несколько серебряных денежек — «суточные». Хлебнув холодного чаю из котелка, Андрей помыл посуду, как смог, прибрал избенку. Закончив уборку, задвинул наружную щеколду и направился в город.