– Подсудимый никогда не был оторван от реальности. Он заковывал людей в наручники. Будь он зол или агрессивен, – сказал психиатр, – с ним никто не пошел бы по доброй воле.

В заключение Канкл уточнил у Рейфмана, почему 33 убийства не могли стать результатом 33 непреодолимых импульсов.

– Я не думаю, что мистер Гейси хоть раз пытался противостоять им, учитывая показания Грея и Уолша о земляных работах в подполе, – ответил врач. – Вряд ли у человека, который готовится к возникновению непреодолимых импульсов, действительно случаются такие импульсы.

На перекрестном допросе Амирант спросил Рейфмана:

– Разве противоречивые заявления Гейси не являются признаком отсутствия логического мышления?

– На мой взгляд, он просто лжет, – спокойно ответил психиатр. – Думаю, он не помнит, что говорил день назад, лишь потому что врал.

Адвокат продолжал допытываться, может ли некто с логическим мышлением сказать правду, а затем передумать и соврать.

– Если человек лжет в собственных интересах, – заметил Рейфман, – это вполне логичный поступок.

– Но как, – спросил Амирант, – мой клиент помог себе, соврав, что не помнит некоторых своих жертв?

– Мне кажется, мистер Гейси стремится к известности, – ответил Рейфман. – И болтает, болтает, болтает без конца. Если уж на то пошло, мистер Гейси вообще слишком много болтает.

Тогда Амирант снова вернулся к мотивам лжи Гейси:

– Как ему помогала ложь о том, что он не засовывал жертвам в рот трусы?

– Когда речь идет о тридцати трех убийствах, тут вообще ничем не поможешь. И вряд ли мистер Гейси хоть как-то облегчил себе участь.

– Допустим, это все же не ложь, – в отчаянии предположил адвокат. – Просто представим на минуту, что он забыл. Ладно? И если он забыл, то почему? Это репрессия?

– Откуда мне знать, – отмахнулся Рейфман. – Это ваша фантазия, не моя. Лично я считаю, что он все помнит.

Филлип Хардиман, директор управления исправительных учреждений округа Кук, был первым свидетелем четверга, последнего дня представления контрдоказательств. Хардиман рассказал о правилах, действующих в больнице Чермака, и сообщил, что Гейси «очень послушный заключенный», который довольно легко адаптировался к порядкам заведения.

Ричард Роджерс, клинический психолог, нашел у обвиняемого обсессивно-компульсивное расстройство и гипоманию. Также он отметил, что в прошлом пациент мог стать жертвой «сексуального садизма – психосексуального расстройства, при котором человек ради сексуального возбуждения намеренно причиняет психическую или физическую боль другому против его воли». Однако, по мнению Роджерса, Гейси осознавал преступность своих действий и был в состоянии подчиняться законам.

Во время выступления доктора Джеймса Каваны-младшего произошло недоразумение, попавшее затем на первые полосы газет. В качестве руководителя Центра Айзека Рэя Кавана руководил программой диагностики, оценки и лечения психически больных преступников. Он рассказал, как Гейси потребовал от врачей гарантии, что записи не попадут в руки юристов и суда, и при этом демонстрировал «определенный уровень искушенности, осведомленности и заинтересованности по части процесса обследования в криминальной психиатрии». Кавана охарактеризовал обвиняемого как вполне организованного человека и упомянул, что тот активно поддерживал свой статус «якобы знаменитости» в тюремной больнице. Врач диагностировал у Гейси «смешанное расстройство личности», основными чертами которого являлись тотальный нарциссизм, обсессивно-компульсивная, антисоциальная и гипоманиакальная составляющие. Однако Кавана не выявил у преступника признаков параноидальной шизофрении: в целом факты его жизни не соответствовали основополагающим чертам заболевания, которое вызывает значительное ухудшение когнитивных, мыслительных и эмоциональных способностей человека. Итог: Гейси не соответствует требованиям, необходимым для признания его невменяемым.

– Можно ли гарантировать, – уточнил Канкл, – что человек, оправданный вследствие невменяемости и направленный на принудительное лечение в психиатрическую клинику, останется в ней до конца своей жизни?

– Нет, такое совершенно невозможно. Нам сложно удерживать в клинике даже тех, кто на самом деле должен там находиться, из-за претензий по поводу нарушения их гражданских прав…

Мотта поспешно заявил протест и собрал совещание в кулуарах.

Ответ Каваны дал понять присяжным, почему мы так активно противимся признанию подсудимого невменяемым. Но сторона защиты не успела вовремя отреагировать, и теперь Амирант требовал аннулирования судебного процесса, заявив, что высказывание Каваны могло внушить присяжным ненужные мысли. Судья отклонил ходатайство, и Канкл продолжил допрос.

Мотта решил надавить и спросил, считает ли Кавана, что Гейси должен находиться в психиатрической клинике. Врач ответил отрицательно. Адвокат попросил описать процедуру определения на принудительное лечение, если подсудимый признан невиновным вследствие невменяемости.

– Индивид направляется на лечение, если представляет опасность для себя или окружающих либо если не может сам о себе позаботиться.

На вопрос Мотты, представляет ли Гейси опасность для себя или окружающих, психиатр ответил отрицательно.

– Я уверен: даже если его оправдают вследствие невменяемости, – настаивал Кавана, – принудительное лечение вашему клиенту не грозит, так как он не соответствует необходимым для этого критериям.

– То есть вы хотите сказать, что мистера Гейси отпустят?

– Да, по закону так и будет.

Мотта начал задавать уточняющие вопросы, и теперь уже Канкл заявил протест. На внутреннем совещании Гариппо попросил, чтобы не юристы воздержались от трактования законов для присяжных, а Канкл и Амирант тем временем огрызались друг на друга. В итоге судья принял протест обвинителя.

Мотта переформулировал вопрос:

– Если Гейси признают невиновным вследствие невменяемости, тогда психиатры подтвердят, что он не нуждается в принудительном лечении?

Канкл вновь заявил протест, и Гариппо решил сам объяснить ситуацию присяжным: вопрос о дальнейшей судьбе подсудимого после такого вердикта будет решаться на отдельном слушании, которое он проведет сам. Гариппо предложил перейти к следующему вопросу.

Мотта спросил Кавану, отпустил бы тот Гейси, если бы ему довелось проводить оценку личности подзащитного после признания того невменяемым. Гариппо попросил присяжных выйти и отпустил Кавану.

– Присяжные должны решить, вменяем ли подсудимый, – раздраженно сказал он. – Защита в своей вступительной речи заявила: «Мы хотим положить его в клинику до конца жизни». Обвинение, – продолжил судья, – подняло вопрос о принудительном лечении, но защита не протестовала, пока не услышала ответ. В итоге обе стороны породили проблему, которую присяжные решать не должны.

Гариппо обдумал этот вопрос в перерыве и решил, что сам проинструктирует присяжных.