В данный момент на экране был виден только дознаватель, он, по соображениям безопасности, убирал со стола все, чем Майкл Иванович мог бы причинить вред ему или себе. Бериш разложил кое-какие бумаги, чтобы стол не казался слишком пустым, оставил блокнот и пару карандашей, а также телефон, хотя и на порядочном расстоянии от места, куда посадят заключенного.

Он выбрал самый обычный кабинет, чтобы у допрашиваемого не сложилось впечатления, будто его запугивают.

Вскоре двое агентов ввели Майкла Ивановича, поддерживая его за локти.

Он волочил ноги: кандалы стесняли движения. Агенты усадили заключенного и вышли из комнаты, оставив его наедине с Беришем.

– Тебе удобно? – спросил спецагент.

Вместо ответа Майкл откинулся на спинку стула и даже, хотя и с трудом, из-за наручников, исхитрился поставить на стол правый локоть.

А спецагент за стол садиться не стал, взял стул и расположился лицом к парню. Скрытая камера снимала обоих в профиль.

– Ну как дела? Тебе давали поесть-попить?

– О да. Вы все очень любезны.

– Вот и хорошо. Я – спецагент Бериш. – Он протянул руку заключенному.

Иванович в изумлении уставился на нее, а после, не без труда вытянув татуированные скованные кисти, ответил на рукопожатие.

– Я ведь могу называть тебя Майкл, правда?

– Конечно, это мое имя.

– Бьюсь об заклад, что тебя сегодня уже замучили дознанием, но не стану тебя обманывать: это – допрос.

Заключенный невозмутимо кивнул:

– Я понял. Нас снимают на видеокамеру?

– Она там, среди папок, – показал Бериш.

Парень помахал рукой в объектив, и Шаттон вспылила:

– Ну вот, выставил нас идиотами.

– Твой адвокат свое дело знает. – Бериш взглянул на часы. – Через пятьдесят минут тебя увезут отсюда. О чем бы ты хотел за это время поговорить?

Ивановича это забавляло, он стал подыгрывать Беришу:

– Не знаю, на ваш выбор.

Бериш принял задумчивый вид:

– В том, чтобы исчезнуть на двадцать лет, есть свои положительные стороны. Можно, к примеру, менять имена, быть кем угодно или никем. В последнем случае и налогов платить не надо. – Бериш подмигнул. – Знаешь ли ты, что в детстве одним из моих заветных желаний было исчезнуть без следа? Ну, скажем так, оно стояло на втором месте, самым заветным было уметь превращаться в невидимку – ты шпионишь за окружающими, а они тебя не видят.

Губы Ивановича изогнулись в улыбке. Похоже, он слегка заинтересовался.

– Я бы с удовольствием исчез, – продолжал Бериш. – Пропал бы неожиданно, вдруг, не оставив следа, не подавая вести. Бродил бы наугад по лесам – я тогда обожал походы. Потом, через пару недель, я бы вернулся. И конечно, все бы обрадовались, вздохнули с облегчением после стольких тревог. Мать бы пустила слезу, даже отец бы расчувствовался. Бабушка испекла бы мой любимый торт, и мы бы устроили праздник, пригласили родню и соседей. Приехали бы даже кузены, которые живут на Севере и которых я со дня своего рождения видел всего пару раз. Праздник в мою честь.

Иванович негромко похлопал в ладоши. Бериш в знак благодарности слегка поклонился.

Зато Шаттон такую манеру не одобряла:

– Чем он занят, делится своими воспоминаниями? Надо бы наоборот.

Мила понимала, что спецагент пытается навести мосты. Но, кинув взгляд на часы, взмолилась про себя: хоть бы коллега знал, что делает, ведь прошло уже целых пять минут.

– Красиво рассказываете, – похвалил Иванович. – Но в конце концов вы это сделали или нет?

– Ты имеешь в виду, сбежал ли я из дома?

Заключенный кивнул.

– Да, сбежал. – Теперь Бериш говорил серьезно. – И знаешь, что из этого вышло? Побег мой продлился явно меньше недели. Всего несколько часов. Когда я решил, что с меня хватит, и вернулся домой, мне не устроили встречу. Никто вообще ничего не заметил.

Спецагент дал заключенному время подумать над сказанным.

– Но с тобой все получилось по-другому, правда, Майкл? В шесть лет ты был слишком мал, чтобы убегать из дома.

Иванович ничего не сказал.

Вглядываясь в монитор, Мила заметила: что-то меняется в лице Майкла. Эту перемену явно спровоцировал спецагент. Он встал, принялся расхаживать по комнате.

– Ребенка похищают с качелей. Никто ничего не заметил, никто ничего не видел. Даже его мать, которая была там, ведь садик напротив места, где она работает. Она всегда приводит сюда сына, поиграть с другими детьми. Но в тот день маленький Майкл остается один, его мать отвлеклась: она говорит по телефону. За двадцать лет никто так и не узнал, что случилось с малышом. И в конце концов за такой долгий срок люди о нем забыли. Только два человека знают правду. Первый – сам маленький Майкл. Второй – тот, кто забрал его в тот день. – Бериш остановился, заглянул ему в глаза. – Я не спрашиваю, кто это был: ты наверняка не скажешь. Но может, ты хотел бы все объяснить матери? Разве, Майкл, тебе не хочется снова повидать женщину, которая тебя родила? Мать подарила тебе жизнь: ты не думаешь, что она имеет право знать?

Майкл Иванович молчал.

– Я знаю, что ее сюда вызвали. Она сейчас здесь, у нас: если хочешь, я могу привести ее, время еще есть. – Бериш соврал, но парень вроде бы поверил или прикинулся, будто верит.

– С чего это ей захотелось увидеться со мной?

Бериш, похоже, пробил брешь: впервые в словах Майкла прозвучало что-то, касающееся его лично. Спецагент ухватился за эту слабую опору:

– Она страдала все эти годы, разве не настал момент освободить ее от чувства вины?

– Она мне не мать.

Мила отметила, что в тоне Ивановича появилось легкое раздражение: очко в пользу Бериша.

– Ясно, – поддакнул Бериш. – Ну тогда ладно, оставим это.

Почему Бериш так резко обрубил концы? Ведь ему удалось наладить контакт. Мила не понимала.

– Ничего, если я закурю? – Не дожидаясь ответа, спецагент вытащил из кармана пиджака пачку «Мальборо» и зажигалку.

Мила видела, как чуть раньше Бериш попросил ее взаймы у какого-то полицейского. Прикуривать он не стал. Просто выложил на стол то и другое.

Пироман перевел взгляд на зажигалку.

– Об этом мы не договаривались, – вскипела Джоанна Шаттон. – Он не вправе так рисковать, я прерываю допрос.

– Погоди, дай ему еще минуту, – взмолился Борис. – Он знает, что делает, я ни разу еще не видел, чтобы он прокололся.

На мониторе Бериш, заложив руки в карманы, расхаживал вокруг Майкла. Заключенный изо всех сил старался сохранять безразличный вид, но глаза его то и дело обращались к зажигалке, лежавшей на столе, – как лоза в руках лозоходца следует за током подземных вод, так Майкл устремлялся на зов огня.