— Разрешите, товарищ полковник? — Рыков взялся за телефонную трубку и накрутил три крута местного номера.

— Архив?.. Дело Криницина к полковнику Дронину срочно!

Сел на стул ждать. Оба офицера молчали. Оба были раздражены и обескуражены.

Дронин между тем вспомнил своего застрелившегося друга Платона Антонова. Подумал о том, что не вспоминал о нем уже много лет… А может быть, все же его мальчишка был?.. Сколько ему сейчас ?.. Должно быть, лет пятнадцать…

Тем временем запрошенное дело доставили из архива пневматической почтой.

Капитан Рыков пролистывал его быстро, пока не отыскал фотографии.

— Вот, товарищ полковник! — Он протянул снимки руководителю. — Голова надвое развалилась!.. И экспертиза, констатирующая смерть от ранения, не совместимого с жизнью.

Дронин полюбовался на документы, а потом, подойдя к окну и поглядев на памятник Дзержинскому, стал говорить:

— А ты знаешь, что все можно фальсифицировать?.. Этот Криницин мог вместо себя другого барана подставить!.. Мог купить кого угодно, ведь денег так и не нашли! Триста двадцать тысяч советских рублей!.. Знаешь, сколько это?

— Не представляю, — признался капитан.

— Говорят, у Зыкиной дача двадцать тысяч стоит…

— Шестнадцать зыкинских дач, — быстро подсчитал Рыков.

— А сейчас миллион ушел!

— Пятьдесят.

— Что пятьдесят? — не понял Дронин.

— Пятьдесят дач.

— Может быть, тебя счетоводом устроить? Хотя бы мозгами будешь работать, а не…

— Не волнуйтесь, товарищ полковник, — от всей души пообещал капитан. — Я с этим делом разберусь! Я еще никогда лажи не допускал!

— Давай, давай!

— Разрешите идти?

— Иди…

«Что верно, то верно, капитан Рыков был работником исправным. Все, что поручалось, исполнял. Хотя в сыскном деле не специалист, но мозги есть, пусть разбирается…»

Полковник опять отстранился в короткие воспоминания. Они носили характер отрывочных, бессвязных — ассоциативных. Он вспомнил психиатра Паничкина, а затем опять мальчишку, то ли Платонова, то ли Криницина… Явилась в голову фамилия Берегивода… «Ну-ка, что у нас там по Берегиводе?»

Полковник запросил информацию — обновить в памяти…

Листал про неудачного следака, про работу в психиатрической лечебнице под руководством профессора Паничкина… Ничего нового с тех лет… Хотел было уже закрыть ненужное, как вдруг на последней странице нашел подклеенную фотографию, сделанную из их почтового ящика, и конверт, в котором содержалось письмо с доносом все на того же профессора Паничкина. В бумажке стукача говорилось, что тот сокрыл от науки человеческий феномен по фамилии Северцев, который сумел прожить в изолированной комнате шесть лет без воды и пищи. Тем самым профессор нанес непоправимый ущерб научному потенциалу СССР… Здесь же, в папке, имелась сопроводиловка от дежурного по почтовому ящику прапорщика Кискина, который аккуратно зафиксировал число, год и даже время явления в Комитет жалобщика.

— Чушь какая-то! — в голос произнес Дронин.

Полковник подумал, что Берегивода, которого решили уволить с доходного места, таким вот идиотским способом решил отомстить Паничкину. Но фантазия разыгралась не на шутку и выдала неправдоподобное!.. Ишь ты, шесть лет без еды и воды!..

Но Дронин, привыкший даже чушь проверять, приказал отыскать бывшего следователя Берегиводу и вызвать того на беседу…

* * *

Леонид Северцев, груженный инкассаторскими сумками, ушел с места преступления легко. Ему помог Ромка Псих, который сидел за рулем грузовика, с прицепленной к нему цистерной для перевоза горючего. На этот раз емкость была пуста. В ней и увезли награбленное.

Деньги закопали недалеко от интерната, из которого Ромка ушел после восьмого класса в вольную жизнь.

— Год не трогать! — приказал Леонид.

— Без понтов! — возмутился Рыжий.

— Тронешь, обоих спалишь! Деньги в банковских упаковках, по номерам отследят на раз. Потом к стенке!

— Ты ж не на смерть их…

— У нас — миллион.

У Ромки закружилась голова. В ПТУ, где он осваивал тяжелую шоферскую науку, стипендия была двадцать три рубля в месяц. Рыжий до миллиона даже считать не умел. Зачем?..

— Это сколько — миллион?

— Батя опять сидит? — поинтересовался Леонид.

— Влетел на пятерик за бытовуху.

— На миллион можно всю крытку двести лет греть.

Рыжий от таких слов друга размяк.

— Может быть, — предложил он опьяненно. — Может быть, я сяду?.. Я со своей долей в таком авторитете буду!..

Чего мне здесь париться, на воле?.. Батя больше недели не выдерживал, говорил, что тюрьма дом ему!..

— Там, куда ты попадешь по этому делу, бабки не нужны! Не понял, статья — расстрельная!

Ромка расстроился.

— На что жить? Батя все курево в карты проигрывает!

Леонид сунул другу сторублевку.

— Разбегаемся! Сам тебя найду, если что…

В ту же ночь Ромка вернулся на место схрона и саперной лопаткой вспахал чуть ли не гектар лесной земли. Денег не было.

— А-а-а! — провыл Рыжий сдавленно. — Обманул, сука!

Он лежал на холодной земле, совершенно раздавленный обстоятельствами. В голове пульсировало желание — «отомстить»!.. Ромка опять провыл, так как не знал, где искать Леонида даже приблизительно. Друг всегда сам его находил…

Капала с деревьев на лицо студеная вода… Капля затекла в ухо… Промерзши до костей, Ромка вдруг подумал, что Леонид перепрятал деньги исключительно для его же блага. Ведь предупреждал же — не трогать год!.. А он не выдержал, и в ту же ночь… Оглянуться бы не успел, как пуля в затылке!..

— Гений! — проговорил Ромка Псих ночному лесу, вытряс из уха воду и трусцой побежал к дороге…

Мужа не было целую неделю. Машенька потихонечку начала волноваться и призналась в своих страхах Ивану Самойловичу на исповеди.

— Не бьет? — поинтересовался батюшка.

— Что вы?

— Пьет?

— Капли в рот не берет!

— Тогда ступай, у меня серьезных дел полно! Вон, у Марфы Петровны муж и пьет, и дерется! Надо ее успокоить и вселить в сердце надежду на лучшее!.. Будь счастлива!..

Машенька вернулась домой и на всякий случай приготовила ужин на двоих. Как будто чувствовала.

Он вернулся к полуночи — уставший, с испачканным в грязи лицом. Она была уже в халатике, готовая ко сну — умытая, с причесанными волосами, глазами, наполненными каким-то огромным знанием…