— Что именно? Гулять мы идём, не заметно?

Я даже позволил себе приобнять Петру за плечо.

— Ты в курсе, что в курсе, о чём вы там говорили.

Внезапно она перешла на Русский. Видимо, не хочет, чтобы Петра поняла, о чём мы говорим? Вряд ли сработает, учитывая возможность симбионтов прокачивать мозг настолько, что память становится практически абсолютной.

— И именно поэтому попросил тебя присмотреть за нашим гостем до вечера. Если хочешь, можешь даже проводить его.

Шпионка от такой наглости аж опешила:

— Когда это ты просил!?

— Да вот только что. Ты, разве не слышала, как я сказал: «Присмотри, пожалуйста, за нашим гостем до вечера»?

— Не слышала.

Тут же пошла она в отказ.

— А вот и неправда. Всё ты слышала, потому что наушников я на тебе не наблюдаю.

Интересно, моя улыбка уже перешла в те границы, за которыми начинается оскал?

«Могу с этим помочь. Аж в четыре ряда будет.»

Ага, поможет он. Поди знай, что там по её инструкции может считаться агрессией с моей стороны. Может, у неё предписание реагировать даже на нервный тик.

«Это уже попахивает паранойей.»

— То, что у тебя паранойя, ещё не значит, что за тобой не следят, а за нами, друг мой, следят. Причём в наглую. У меня уже возникают опасения за свою личную жизнь.

Последнюю фразу специально произнёс на русском, как бы акцентируя внимание на том, что адресована она моей землячке. Разумеется, бесследно это не прошло, и она всё прекрасно поняла.

— Ты это нарочно?

— Вообще да, но о чём конкретно речь?

Вот теперь да, я уже конкретно так наглел, горячо желая вывести стоящую напротив девушку из себя. Просто чтобы отыграться за всё это время абсолютно беспардонной слежки. Она, разве что, в квартиру мою не входит и не смотрит, как я моюсь, стоя прямо в дверях. Как бы, это уже действительно будет последний шаг с её стороны. А если она меня спровоцирует, можно будет получить хотя бы небольшое преимущество перед Щ.И.Т.-ом, которым невозбранно будет воспользоваться для отстаивания своих интересов. Но да, нельзя исключать возможность того, что им попросту плевать на своего агента, которого они бросят на произвол судьбы, как только запахнет керосином.

— Ты знал, что ты невыносим?

Как же сильно я сейчас хотел съязвить на тему, что Петра уже пол разговора, как понимает наш диалог, но пришлось сдержаться — незачем светить симбионта. Про подслушивание, кстати, я узнаю заранее по звукам, доносящимся из квартиры шпионки — да, благодаря Красному, я слышу даже самые тихие из них, так что определить, когда она слушает, не представляет сложностей, тем более, что она даже не пытается скрываться, будучи уверенной, что я плотно сижу на крючке её начальства без какой-либо возможности дёргаться и сопротивляться. Хотя, опять же, Фьюри ничего не мешало таким образом знакомить меня с «будущей коллегой» и параллельно вести наблюдение уже скрытно, совместно с прикрытием своего агента. Надо держать ушки на макушке, иначе сам рискую радостно сунуть голову в капкан, который мне её по самые пятки и оттяпает.

— Ну очевидно же, знал, иначе бы не пользовался столь большой популярностью у женщин и, что куда важнее, у обворожительных рыжих шпионок.

Этим своим выпадом я вызвал новую волну возмущения, оказавшуюся явно сильнее предыдущих, что ярко отразилось на лице девушки. Конечно, она симпатичная, да и фигурка ничего, но это не отменяет того факта, что передо мной просто циничная и скользкая сволочь, которая уже и сама не знает, где говорит правду, а где лжёт сама себе, так что эта моя колкость была именно колкостью. Однако, стоит отдать шпионке должное, себя она в руки взяла практически сразу, так что заметить перемены в её поведении было крайне сложно.

— Да? И что же навело тебя на такие мысли?

Если бы из слов можно было выдавить яд, с одной этой фразы вышла бы пятилитровая бутылка.

— Можно подумать, ты не знаешь. Благодаря своей, так сказать, особенности, я слышу каждый звук, доносящийся из твоей квартиры. Увы, шумоизоляция здесь весьма посредственная, а шумишь ты едва ли тише дешёвого пылесоса.

Мне показалось весьма неплохим решением надавить на то, что и так было хорошо известно и даже не скрывалось от слова «совсем», чтобы продемонстрировать свою неосведомлённость о возможности другой, хорошо скрытой слежки, одновременно с этим уязвив профессионализм Наташи, который для неё совершенно точно не должен являться пустым звуком, как не может являться пустым звуком любое ремесло, которое человек совершенствует со всем усердием.

— В общем, был рад повидаться, а теперь мы, пожалуй, пойдём. Жди звонка, солнце.

На этом наш разговор был окончен. Разумеется, Петра поняла если всё, то большую часть нами сказанного, на что я, собственно, и надеялся, поскольку розовые очки с неё надо бы снимать. И если в отношении с жизнью с этим справилась сама жизнь, причём весьма радикально, то в отношении Щ.И.Т.-а я постараюсь быть более аккуратным. В конце концов, радикальный негатив по отношению к организации, наделённой столь большой властью, может очень плохо кончиться.

Добираться всё-таки решили на метро, поскольку на автобусе пришлось бы делать пересадки, а это лишний гемор, так что в скором времени мы уже тряслись в вагоне. Петра что-то читала в телефоне, а я игрался с настройками эквалайзера в плеере, пытаясь найти те значения, которые позволят мне без боли слушать любимую музыку. Спустя минут пятнадцать, о чудо, у меня, наконец, получилось, так что оставшееся время поездки я наслаждался тяжёлым металлом, пусть, и немного изменённым. Для моего отнюдь немузыкального слуха разница была практически незаметной.

На станции я выходил из вагона в приподнятом настроении, тогда как моя спутница напротив, по мере приближения к точке назначения становилась все более угрюмой и нервной. Причину я узнал очень быстро, ведь, в научно-исследовательском комплексе, где девушка и трудилась лаборантом, мы первым делом направились не в её обитель, а в другую сторону.

— Это тётя Мэй — единственная, кто остался в живых из моих родственников.

Представила мне девушка лежащую за окном из толстого стекла пожилую женщину. Петра рассказала мне об аварии, в которую она угодили втроём, и последствия от которой коснулись всех: да, шрамов у женщины визуально было меньше, чем у Петры, но это не говорит ровным счётом ни о чём, ведь внутренние повреждения далеко не всегда видны снаружи, но при этом они могут быть многократно опаснее открытых ран.

— Подождёшь здесь?

— Конечно.