— Желаешь знать?

— Я от своих слов не отказываюсь.

— Хорошо. Тогда слушай. У сарьярской княжны было две дочери… Зарислава — вторая.

Оглушительная тишина пронизала до самого нутра, и пол под ногами, будто тронулся с места. Такого травница и не ожидала узнать. Всё что угодно, только не это. Марибор, верно, тоже был ошеломлён и не произносил ни звука.

— Как вторая? Что ты говоришь? — в голосе князя прозвучала сталь.

Зарислава пожалела, что оказалась свидетельницей этого разговора, и горько усмехнулась, ведь совсем недавно хотела слышать правду и знать, кто её родители.

— С отцом дочерей был уговор у княгини. Условились, что она отдаст одну из них ему. Как ты помнишь, беры ценят женщин. И когда пришёл срок, и им исполнилась по три зимы, княгиня повела одну в лес, но наткнулась на супостатов. Так вышло, что княгиня погибла из-за ранения, а девочка сбежала, сокрыли её лесные духи от зла и надругательства. Так она попала в большую семью, откуда и забрала её молодая женщина по имени Ветрия.

Зарислава похолодела и схватилась за косяк. Подурнело разом ей, и, вдыхая глубоко, она выпрямилась решительно, вознамерившись уходить.

— Ветрия сразу распознала, что к чему, и воспитала её, как подобает. Силу её в травы направила да к служению приучила. И видно, не знала, как поступить, ведь взрослела девочка, и счастья Ветрия не хотела её лишать, да по незнанию та могла многое натворить. Вот и отпустила она Зариславу от себя, позволив ей самой всё решить да выбор сделать. А Вагнара избалована няньками, да и по нраву она больно на мать походила, недаром ей боги деток не посылали.

Зарислава затаилась, выжидая, что же скажет князь, но он молчал, и травница совсем отчаялась услышать что-либо. Страх сжал, что последует его разочарование. Ком досады подкатил к горлу. Зарислава, собрав в себе всю волю, оставила порог и пошла обратной дорожкой прочь. Сокрытая ночной тьмой, она вернулась в терем. В горнице шум всё не затихал, и пахло квасом да бражкой. Мысли заполняли голову, как дым, и не вдохнуть толком стало. Зарислава поднялась в свои покои. Малютки не было, видно, ещё не вернулась от Радмилы. В одиночестве находиться стало невыносимо.

"Выходит, Вагнара сестрой родной мне приходится?" — душа развылась от безысходности и выла, что волчица на луну.

— Прости меня, матушка Сва. Права ты была, лучше бы мне было в неведении оставаться.

Зарислава вдруг вспомнила, что Марибор будет ждать её.

"Надо же, только признался, что любит, теперь же вдруг и видеть не захочет?"

Гадко стало на душе от самой себя и ничтожных мыслей, невольно мелькнуло отчаянное желание бежать, но одёрнула себя. Бежать было некуда — боль была внутри. От себя не сбежишь, да и куда? С позором к Ветрии вернуться, принеся ей дитя в подоле? Вот уж унижение на её голову.

Чем больше Зарислава думала об этом, тем больше одолевала скорбь, немой крик застрял в груди. Травница и сама не поняла, как оказалась в княжьей стороне, ноги принесли. Она поглядела вверх, на лестницу, ведущую в покои Марибора.

"Полно о чём-то сожалеть", — вдруг ударила, словно порывом ветра, мысль. В конце концов, Марибор выбрал её, тогда ведь ему было не важно знать о её прошлом.

Зарислава медленно поднялась наверх и, взойдя в просторный, душно натопленный стан, освещённой светцами, принялась разбираться. Сначала распустила косу, потом стянула верхнюю одежду, оставшись в одном исподнем. Скользнула под прохладные меха. Слыша изредка, как доносится снизу приглушённый смех, Зарислава ждала, когда всё утихнет, вслушиваясь в каждый звук: как шумит за ставнями поднявшийся ветер, как стучат корчаги, как звенят весёлые возгласы. Голова стала тяжёлой, как и веки — клонило в сон, Зарислава задремала. Проснулась от того, что почуяла рядом с собой чьё-то присутствие, не успела опомниться, как тут же коснулась спины горячая грудь, и травницу разом окутал запах гвоздики, разгоняя остатки сна. Зарислава пошевелилась, приоткрывая ресницы, развернулась и оказалась под сильным напряжённым телом князя. Лицо Марибора было погружено в тень, лишь золотыми переливами играл свет на его волосах и на гладкой коже плеча. Тяжёлая ладонь скользнула вверх по её стану, оглаживая грудь, шею.

Зарислава закрыла глаза, наслаждаясь прикосновениями, горячее дыхание опалило висок, но потом исчезло, и на миг воздух стал прохладным, а следом она ощутила на своих губах сухие губы Марибора. Поцелуй был упоительно медленный. Князь будто не мог насытиться, снова и снова пробовал на вкус. Он пришёл. И услышанное больше не имело над ней власти. Они связаны самими богами, и это главное. Узы их крепки.

— Прости, что так долго, — прошептал Марибор, чуть отстраняясь, бережно гладя её по шёлку распущенных волос, очерчивая линию скулы.

Зарислава не видела, но чувствовала на себе его восхищённый взгляд. Она протянула руку и коснулась его лица. Щетина колола ладонь. Травница коснулась пальцами его губ и поняла, что Марибор улыбается.

— Я должна тебе сказать… — прошептала Зарислава.

Мышцы Марибора на лице и плечах стали вдруг каменные. С языка рвались вопросы, признание в том, что слышала всё, но в один миг она поняла, что всё это не важно, главное, что он здесь с ней, что она чувствует его, касается его. Сердце переполнилось и озарилось ослепительным светом.

— Я люблю тебя, — выдохнула Зарислава и почувствовала, что это были самые правильные слова.

Марибор не шевелился какое-то время, а потом вдруг притянул её к себе, зажимая в крепких объятиях.

— Я тебя никогда не оставлю, ты моя, слышишь?

Зарислава слышала, купаясь в его ласке, в его силе и любви.

— Веришь мне? — спрашивал он, целуя пылко и жарко.

— Да.

Пребран устало откинулся на теплую стенку печи, потёр глаза тыльной стороной ладони. И, отложив резец, оглядел начертанную им вязь. Зашуршали одежды, густая тень легла на стол, накрывая и княжича. Наволод подхватил берестяное полотнище и, поворачиваясь на свет свечи, внимательно разглядел его. Очертаниями лица старец сейчас напоминал ястреба. Хмурые, немного грозные густые брови, сдвинутые на переносице, придавали взгляду остроты и зоркости, как и крупный заострённый нос с узкими крыльями. Густая борода повителью падала на грудь.

Пребран чертил по твёрдому полотну, перенося слова волхва в вязь. Чаще это былины, прославляющие богов, рассказывающие о древних временах, о сотворении миров и рождении богов. Мудрость и жизнь волхва.

— Хорошо, — проговорил старец тягуче.

Княжич потянулся за следующим полотном, но Наволод остановил.

— Поздно уже, ныне хватит, потрудились на славу. Давай спать ложиться.

Пребран взглянул на закупоренные ставни. И тягостно вздохну — не поймёшь, что за окном творится, темно ли? Порошит ли снег? Мороз ныне был такой сильный, что трещали стены, печь пришлось весь день топить. Поднявшись с лавки, разминая спину, он прошёл к двери и, сняв с крючка тулуп, накинул на плечи. Спасть не хотелось, а вот вдохнуть свежего воздуха да нагулять сон требовало тело.