Порой вы скучаете сами и навеваете скуку на других, вы называете ваше уныние меланхолией — что ж, дело ваше, но вы становитесь несносны для той, кто вас любит, и наводите ее на самые мрачные размышления. Я слишком часто видела между нами могилу вашей святой; я много думала, я себя знаю и могу прямо сказать, что не хочу умереть, как она. Если вы утомили леди Дэдлей, женщину необыкновенную, то боюсь, что, не обладая ее неукротимыми страстями, я охладею еще скорее, чем она. Откажемся от любви, ведь вы можете быть счастливы, лишь разделяя ее с умершей, и останемся друзьями — такова моя воля. Как, дорогой граф, на заре жизни вы встретили обаятельную женщину, безупречную возлюбленную, которая заботилась о вашей судьбе, сделала вас пэром, самозабвенно любила вас и просила у вас только верности, а вы причинили ей такое горе, что она умерла! Но ведь это чудовищно! Среди самых пылких и бедных молодых людей, которые обивают парижские мостовые, лелея честолюбивые мечты, ни один не отказался бы прожить десять лет, сохраняя чистоту, даже за половину тех милостей, на которые вы ответили такой неблагодарностью! Когда вас так горячо любят, чего еще можно желать?

Бедная женщина! Сколько она страдала, а вы, произнеся несколько сентиментальных фраз над ее могилой, думаете, что покончили свои счеты с ней. Вот какая награда ожидает, наверно, и мою нежность! Благодарю, дорогой граф, но я не хочу иметь соперницы ни в нашем, ни в загробном мире. Если у вас на совести подобное преступление, то о нем, по меньшей мере, не следует говорить. Я задала вам неосторожный вопрос: я поступила, как женщина, любопытная дочь Евы; вам же следовало рассчитать, какой отклик вызовет ваш ответ. Вы должны были меня обмануть, позже я была бы вам за это благодарна. Неужели вы не знаете, в чем главное достоинство мужчин, имеющих успех у женщин? Они великодушно клянутся нам, что никого не любили, кроме нас, и что мы — их первая любовь. Ваше желание невыполнимо. Подумайте, мой друг, можно ли быть одновременно госпожой де Морсоф и леди Дэдлей, ведь это значит соединить воду с огнем! Вы, видно, не знаете женщин! Они всегда остаются самими собой и сохраняют недостатки, свойственные их полу. Вы встретились с леди Дэдлей слишком рано, чтобы ее оценить, и все дурное, что вы о ней говорите, мне кажется местью вашего оскорбленного самолюбия; вы поняли госпожу де Морсоф слишком поздно, и наказывали одну за то, что она не была другой; что же будет со мной: ведь я не та и не другая?

Я так люблю вас, что много размышляла о вашем будущем, ведь я вас искренне люблю. Я видела в вас рыцаря Печального образа, и вы всегда глубоко трогали меня: я верила в постоянство меланхолических людей; но я не подозревала, что, едва вступив в свет, вы убили самую прекрасную и добродетельную женщину на земле. И вот я спрашивала себя: что же вам остается делать? Я долго обдумывала вашу судьбу. И заключила, мой друг, что вам следует жениться на какой-нибудь госпоже Шэнди[78], которой неведомы ни любовь, ни игра страстей; ее не будет тревожить ни леди Дэдлей, ни госпожа де Морсоф, она останется равнодушной в те часы, когда вас одолевает скука, которую вы называете меланхолией, и когда вы унылы, как ненастный день; она будет для вас той безупречной сестрой милосердия, которая вам нужна. Но любить, трепетать от одного слова, уметь дожидаться счастья, его ловить, давать переживать бури страстей, радоваться каждой прихоти любимой женщины — нет, дорогой граф, это не для вас! Вы слишком строго следовали советам вашего ангела-хранителя: вы так тщательно избегали молодых женщин, что совсем не знаете их. Госпожа де Морсоф правильно поступила, когда сразу так высоко вознесла вас, вы восстановили бы против себя всех женщин и ничего бы не достигли. Теперь вам уже поздно брать уроки, чтобы научиться говорить нам то, что нам приятно слышать, чтобы вовремя блеснуть своими достоинствами и восхищаться нашими слабостями, когда нам вздумается их показать. Мы не так глупы, как вам кажется: когда мы любим, мы ставим нашего избранника превыше всего. Когда рушится наша вера в ваше превосходство, рушится и наша любовь. Льстя нам, вы льстите самим себе. Если вы собираетесь по-прежнему вращаться в свете и цените женское общество, тщательно скрывайте все, что вы мне рассказали: женщины не любят бросать семена своей любви на каменистую почву и расточать свои ласки, чтобы утешить больную душу. Всякая женщина тотчас заметит сухость вашего сердца, и вы никогда не будете счастливы. Лишь немногие из них будут столь правдивы, что скажут вам то же, что говорю я, и столь доброжелательны, что уйдут от вас без обиды, предложив вам свою дружбу, как сделала сегодня та, которая искренне считает себя вашим преданным другом.

Натали де Манервиль

Париж, октябрь 1835 года.