– Цены б тебе там не было, Николай, – говорили. – Там от нормы жизнь зависела, а норму дать не каждый раз удавалось. Из забоя после двенадцати часов каторжного труда не выпускали, пока нормы нет. Падали люди от усталости, а содержание низкое, кубы ворочали ради десятка грамм. Жаль, не было там такого, как ты, сколь мужиков бы уцелело. Как ты это чуешь?

– Сам не знаю, – улыбался Николай. – Просто вижу, куда жилка ведет, и все.

Мыли золото, пока ручей льдом не перехватило. Николай единогласно старшим был избран, он и хранил золото намытое, и учет вел. В основном песок золотой, но попадали и самородки. Взвесили, посчитали, почти пять килограммов. Разделили поровну, хотя мужики готовы были Николаю долю прибавить. Отказался он наотрез. Намыть намыли, но как это золото в деньги обернуть? Знал Николай про скупку, что в райцентре была, магазин, где за золото можно было продукты и вещи разные, нужные в хозяйстве, купить. Туда когда-то он, через Симношвили, самородки от старателей погибших отправил. Капканами и оружием добрым да припасами обзавелся. Но давно это было, и с Симношвили связи пару лет уж нет. Может, уехал грузин на родину свою после смерти вождя народов? Решили золото пока припрятать, а Николай взялся съездить аж в Красноярск, разузнать, как выгоднее золотом распорядиться, чтобы деньги за него получить или лес на строительство. Так и сделал.

В конце ноября, по окрепшему уже льду реки, уехал он со Степаном на розвальнях из села, оставив Варвару с тремя сынами в просторном теплом доме. Поцеловала его жена, как всегда, страстно и нежно. Шепнула на ухо тайные и теплые слова, и уехал он со спокойной душой и любовью в сердце. Через неделю уже был он в краевом центре на огромном рынке, что на Покровской горе раскинулся. Торговали здесь всем, что представить себе можно было. От солдатских шинелей, пробитых осколками снарядов, до ковров персидских, украшавших раньше, наверное, купеческие дома местных богатеев. Богатеев не стало, а дома их остались, реквизированные в пользу трудового народа. Растащил после революции трудовой народ из домов барахло, и вот теперь нет-нет да и всплывали на рынке то часы золотые именные, то статуэтки фарфоровые тонкой работы, а то и червонцы золотые царской чеканки. Из-под полы, конечно, но и оружие боевое можно было на этом рынке купить. Надо было знать, к кому обратиться, а Николай не знал. Побродив по торговым рядам, он вернулся к лошадям, где, зарывшись в медвежьи шкуры, спал Степан, ожидая его. Растолкав парня, Николай решил перекусить и, постелив полотенце, выложил на него хлеб, лук, кусок солонины. Не успели они приступить к пище, как к ним подошла седая цыганка. Ей было много лет, судя по лицу, сплошь покрытому морщинами, но черные глаза ее ярко и молодо блестели, как и золотые зубы, которыми был полон рот. Она остановилась напротив и спросила:

– Не угостите старую женщину, давно не пробовала столь вкусного мяса.

Николай улыбнулся:

– Я бы не сказал, что эта солонина так вкусна, как вы о ней думаете. Но вы можете убедиться в этом, пожалуйста, угощайтесь.

Он предложил цыганке присесть к ним в сани, и она это сделала, легко перенеся свое тело в розвальни, укрытые медвежьими шкурами.

– Как тепло и удобно у вас, – сказала цыганка, принимая из рук Николая кусок мяса и хлеба.

Николай прошептал молитву, и они приступили к еде. Цыганка тоже кушала, с любопытством наблюдая, как едят бородатые молодые мужики. Они, ловко орудуя острыми ножами, резали мясо на небольшие кусочки и отправляли их в рот, тщательно пережевывая, глотали, заедали брусникой, отправляя ее следом пригоршнями.

– Вкусно вы едите, – сказала цыганка с улыбкой. – Давно не видела, как вот так вкусно едят, благодарю, что угостили.

Николай подкладывал ей, и она, принимая, благодарно улыбалась ему.

Когда все были сыты, цыганка еще раз поблагодарила и вдруг спросила:

– Так по какому делу вы приехали, ни разу здесь вас не видела. Говорите, я могу помочь.

Николай внимательно взглянул в глаза этой старой женщины. Она молча, не мигая выдержала его прямой взгляд.

– Не опасайся, говори, в чем трудности у вас, я правда помогу, я всех и все здесь знаю, и меня знают. Понравились вы мне, добрые вы люди, вижу, старой веры держитесь. Помогу, говорите.

Ее слова и открытый взгляд убедили Николая, что она говорит правду.

– Намыли мы в тайге песка золотого, а нам деньги нужны, лес купить для домов, строиться надо, скотом в хозяйстве обзаводиться. Не знаем, куда обратиться. Можешь помочь в этом?

Цыганка на мгновение закрыла глаза, задумавшись.

– И сколько у вас золотого песка?

– Почти пять килограмм, – ответил Николай.

– Что, с собой? – как-то с опаской спросила цыганка.

– Нет, не с собой, но если договоримся, через три дня привезем. Так что, поможешь?

– Помогу, – ответила женщина и, не вставая с саней, на секунду подняла руку.

Откуда ни возьмись, к саням сразу подошел молодой цыган, одетый по-городскому. Он что-то тихо спросил по-цыгански и, услышав ответ, слегка поклонившись, быстро ушел, затерявшись в толпе.

Цыганка повернулась к Николаю и, глядя ему в глаза, улыбнувшись, сказала:

– Все у тебя заберем, и по хорошей цене, не думай, не обманем. Подождать придется, пока нужного человека разыщут, а пока дай мне свою руку, посмотреть хочу все же, что за судьба у тебя.

Николай протянул ей руку. Она взяла ее и, раскрыв, вгляделась в линии, четко и ровно пересекавшие его ладонь. Несколько минут она молча рассматривала и так, и эдак, сгибая его пальцы, потом отложила его руку, закрыла глаза и некоторое время молчала.

– Да, сынок, – вдруг как-то ласково сказала она. – Давно я такого не видела. Молодой ты еще совсем, а свет белый, вижу, сполна посмотрел. И кровь, и слезы сердце твое помнит. Убивал ты, но безгрешен перед Богом, чиста твоя душа, но тяжесть на ней есть. Что-то тяготит твою жизнь, беды привлекая. Не могу понять что, но какая-то темная сила с тобой неразлучна. От нее все напасти. Подумай, что бы это могло быть?

Степан в это время решил прогуляться, размять ноги, и Николай с цыгакой был наедине.

Он, услышав сказанное, задумался. Но, не найдя ответа, признался:

– Не знаю, стараюсь жить честно, а бед действительно на мою голову немало выпало.

– Жить долго будешь в любви и согласии, детей будет много и внуков увидишь своих. Доволен будешь жизнью своей, здоровым и умрешь, без тягостей и мук смертных, – продолжила цыганка, поглядывая в задумчивые глаза Николая.

Когда она замолчала, Николай спросил:

– Послушайте, а вот такое золото можно будет тоже вам продать? – и, вытащив из кармана, развернул небольшой кисет и вынул из него четыре царских червонца.

Он протянул их цыганке. Тут произошло неожиданное. Цыганка как-то сразу сжалась и быстро отодвинулась от Николая. Он, от неожиданности, быстро закрыл ладонь, на которой тускло поблескивали золотые монеты.