— Да-да! — смутившись, пробормотала она.

Наступило молчание, прерванное стуком во входную дверь. Ворча, Мирей пошла открывать. Она быстро вернулась в сопровождении Пьера Тибо. Молодой человек, держа в руках шапку, в смущении остановился на пороге кухни.

— Извините за беспокойство! — сказал он со своей всегдашней доброй улыбкой. — Эрмин, мне надо с тобой переговорить.

Эрмин поспешно поднялась и провела его в гостиную.

— Что случилось, Пьер? — спросила она. — Надеюсь, ничего плохого?

— И да и нет, — отрезал он. — Я привез сообщение от твоей свекрови. Сегодня утром, спозаранку, я был в Робервале и встретил там вашего соседа Симона Маруа. Они вместе с Мадлен собирались переехать через озеро на собачьей упряжке.

— Это мне известно, — сказала она. — Мадлен надо съездить к своим.

Пьер утвердительно кивнул, а затем добавил:

— Но и твоя свекровь, Тала, уехала с ними. Она просит тебя, пока ее не будет, присмотреть за Кионой.

— Что? Чепуха какая-то. Тала совсем ума лишилась?

Она кусала губы, чтобы не выразить вслух то, что ее тревожило и приводило в полное замешательство. «Завтра возвращаются родители и Луи, — думала она. — Если мама обнаружит здесь Киону, будут ужасные неприятности».

— Можно подумать, что для тебя это проблема, — удивился Пьер. — Еще один ребенок на Рождество — больше радости в доме.

— Конечно! — не стала спорить она. — Не беспокойся, просто я немного удивилась, только и всего. Я благодарна за то, что ты взял на себя труд предупредить меня. Ведь тебе пришлось сделать для этого крюк.

— Я готов на все, чтобы увидеть тебя, Эрмин, — сказал Пьер, не сводя с нее глаз.

Она смутилась, сначала даже не зная, что сказать в ответ, а потом решила свести все к шутке.

— Если бы тебя слышала твоя жена, она бы показала, где раки зимуют, подхалим ты несчастный! Пойдем, выпьешь чая, он еще горячий.

— Нет, лучше я поеду, — ответил он. — А что, Тошан написал тебе?

— Пока нет, но утром звонил по телефону. Счастливо добраться до дома, Пьер! — сказала она твердо. — Я тебя провожу.

Движением руки он остановил ее. Он выглядел очень взволнованным. Эрмин даже не успела повернуться, как Пьер схватил ее за руку.

— Я говорю серьезно, — сказал он глухим голосом. — Ты знаешь, как ты мне когда-то нравилась, и это у меня так и не прошло. Помнишь, как десять лет назад, когда мы уезжали из Валь-Жальбера, я тебя поцеловал? Уже тогда это было серьезно. Эрмин, я думаю о тебе ночью и днем, и, поверь мне, я не преувеличиваю, тот давний поцелуй не дает мне уснуть.

Кроме случая с известным соблазнителем, Октавом Дюплесси, молодой певице никогда не доводилось попадать в такого рода ситуации. Только Тошан признавался ей в своих чувствах, и он стал ее мужем, отцом ее детей. Однако она была достаточно проницательной, чтобы понять, что Пьер говорит искренне. И поэтому у нее не было намерения откликнуться на его признание.

— Ты ставишь меня в неловкое положение! — сказала она. — Будь благоразумен. А кроме того, Тошан — твой друг. Как ты можешь вот так его предавать?

— Я его не предаю, мы пока ничего плохого не сделали, — возразил Пьер. — В любом случае, он меня разочаровал. Ему выпало счастье жить с тобой, так зачем он тогда отправился в армию? Признайся, Эрмин, что он тебя бросил! Такая идет молва в Перибонке. Место твоего мужа — рядом с тобой. Он же оставил тебя, и тебе приходится одной растить троих малышей, а ведь ты только что потеряла грудного ребенка. Согласись, это некрасиво с его стороны. Не я один так думаю.

Эти слова разбередили едва затянувшуюся рану. Вся дрожа от волнения, Эрмин старалась не выйти из себя.

— Пьер, тебя это не касается! Если даже Тошан и поступил неправильно, не тебе обсуждать его решение, ты просто пытаешься опорочить его. Если хочешь знать, я восхищаюсь тем, что у Тошана хватило мужества пойти в армию. Он будет сражаться за то, что ему дорого: за равенство людей и за справедливость. Индейцы в этой стране многое пережили в прошлом, да их и сейчас презирают, обращаются как с париями. Так что не трать попусту силы, не старайся увлечь меня красивыми речами — я обожаю своего мужа. А теперь тебе лучше уйти.

— Эрмин, многие женщины слепы от любви, как и ты. Да, я ухожу, но подумай о том, что я тебе сказал.

— А ты, Пьер, не забудь про обручальное кольцо, которое носишь на пальце, и о своих четверых детях.

Пьер постоял в нерешительности, потом бросился к ней и обнял. Словно голодный, он зарылся лицом в ее волосы, а затем слегка укусил за шею.

— Да ты совсем рехнулся! — воскликнула она и оттолкнула его. — И чтобы впредь такого не было!

— Брезгуешь! Наверное, с другими ты не столь сурова. Ты думаешь, я слепой? В последний раз, когда я был здесь, ты с дрожью в голосе пела для Лафлера. Он, конечно, славный малый, да только у него мозги вместо мускулов.

— Бедный мой Пьер, мускулы — это не самое главное. И я запрещаю тебе нести всякий вздор. Уходи! Тебе должно быть стыдно!

Не сказав ни слова, он вышел с застывшим лицом. Эрмин не могла вернуться в кухню и опустилась на диван. Сердце громко стучало. Она с жаром защищала Тошана, однако во многом была согласна с Пьером.

«Боже мой! Дай мне силы отрешиться от сомнений, — взмолилась она. — Не знаю почему, но я все чаще и чаще думаю об Овиде. Прошлой ночью он мне даже приснился. Пьер не ошибся, мне действительно хотелось петь для него. Если, по воле случая, я снова встречу его, то постараюсь вообще не общаться или держаться с ним холодно и на расстоянии. Но разве я во всем этом виновата? Испытания следуют одно за другим, у меня нет времени ни передохнуть, ни вновь поверить в свое будущее. Неожиданно Тала решает следовать за Мадлен, неизвестно куда. Я послала Симона на другой берег озера Сен-Жан, завтра вечером он должен привезти моих родителей из Роберваля. А Киона? Как объяснить матери ее присутствие здесь? Конечно, Бетти могла бы взять ее к себе. Нет, я не хочу с ней расставаться».

Она сидела, охваченная мрачными мыслями, как вдруг дом буквально задрожал от мощного порыва ветра. Эрмин пришла в себя, встала и подошла к окну. Снег валил крупными хлопьями.

— Мимин? — раздался тихий голосок.

— Да, Киона.

Киона взяла ее руку в свои, погладила ее пальцы. Эрмин нагнулась и поцеловала девочку в лоб.

— Мимин, тебе грустно? Мне тоже. Я думаю, что моей рождественской елочке одиноко в Робервале, потому что мамочки там нет.

— Скажи-ка, ты что, подслушивала наш с Пьером разговор?

— Нет, я полдничала, вдруг все потемнело, и я увидела, что моя мама сидит в санях вместе с Мадлен. Мимин, я не нарочно это делаю!

Эрмин взяла Киону на руки и прижалась щекой к ее щечке. Так они и застыли, не произнося ни слова, умиротворенные.