— Не люблю быть предсказуемым, но ты опять-таки угадала. Пока мы с остервенением лупили друг друга и я уже начал опасаться, что не быть мне больше грозой соседей, появился отец этого паренька. Здоровенный такой мужик. Он-то и растащил нас в стороны. Заявил, что если уж мы хотим драться, то должны надеть перчатки и провести бой, как настоящие мужчины. Понимаешь, он зарабатывал на жизнь боксом. Что уж тут удивляться, что Джейк отмолотил меня по полной программе.

— И кто же выиграл титул чемпиона?

— Никто. До перчаток дело так и не дошло: отец Джейка притащил меня к ним домой и отчистил нас обоих над кухонной раковиной. А его жена приготовила мне мешочек со льдом и стакан лимонада… Не надоело? Я ведь предупреждал, что история будет долгой.

— Что ты, ничуть не надоело.

— Что ж, тогда я подолью тебе еще вина. — Забрав у нее бокал, он отправился на кухню, а Фиби, прислонившись к перилам, стала ждать.

— Так на чем я остановился? — поинтересовался Дункан, возвращаясь на веранду.

— Сидишь у Джейка на кухне и пьешь лимонад.

— И еще беседую с его отцом. Впервые кто-то — не считая учителей, которые в то время мало что для меня значили, — удостоил меня разговором. Именно тогда я понял, что если не перестану доводить окружающих, то и впредь буду ходить с разбитой физиономией. К чему такое геройство? Мать в любом случае не обращала на меня внимания — даже если я приходил домой весь в крови. Вот так я и распрощался со своим титулом чемпиона.

— Тебе тогда было около пятнадцати?

— Примерно.

— Маловат для подобных прозрений. Но мне это, в общем-то, понятно.

— Полагаю, — Дункан с улыбкой взглянул ей в глаза. — Тогда же я нашел себе работу. Подумал, может, этим я наконец угожу ей — моей матери. В любом случае это было лучше, чем содранные кулаки.

— Мудрое решение. — Но он так и не смог угодить ей, подумала Фиби; она услышала это в его голосе. — И что это была за работа?

— Убирал столики в ресторане. Половину выручки отдавал матери. Знаешь, это ничего не изменило в наших отношениях, но тогда я начал думать, что так пожалуй, и должно быть — мать-одиночка, трудный ребенок. У нее просто не было времени на меня.

Он немного помолчал, прислушиваясь к крику козодоя.

— На самом деле это не так. Ты же сама мать-одиночка и понимаешь, что это не так.

— Я понимаю, что так не должно быть.

— Когда мне исполнилось восемнадцать, она сказала, что мне пора жить отдельно. Тогда я подыскал себе жилье. Шло время, и однажды я подвез того парня с пустым бумажником. Мы познакомились, разговорились, и очень скоро я встретился с его семьей. Отца у него не было — он умер, когда Фин был совсем ребенком. Но это ничего не значило, потому что у его матери всегда было для него время.

Фиби вспомнила Ма Би — большие руки, внимательные глаза.

— У нее было много детей, и для всех у нее находилось время — и для меня тоже. Тогда-то я понял, что не все живут так, как мы.

Прислушавшись, он сделал шаг в сторону двери.

— Должно быть, это пицца. Я вернусь через минутку. Если это Тито, ему захочется перекинуться со мной парой слов.

— Жду тебя.

На небосклоне уже показались первые звезды. Разглядывая притихший сад, Фиби неторопливо потягивала вино. Наверняка он думал, что дом, сады, вся эта красота позволят ему наконец привлечь к себе внимание матери. Совершенно очевидно, что и это не сработало.

Так почему же он остался здесь? Разве ему не было больно от воспоминаний?

Дункан вернулся назад с коробкой пиццы, парой тарелок и целой стопкой салфеток.

— Давай я займусь этим. Не хочешь рассказать мне все до конца?

— Мы уже, собственно, дошли до покупки лотерейного билета.

Пока Фиби расставляла тарелки и раскладывала салфетки, Дункан зажег несколько свечей.

— Это была такая шумиха! Сама понимаешь, моя удача не могла остаться незамеченной. Пару дней я пил не просыхая. Первым моим здравым поступком стало решение пойти к Ма Би. Я купил такую маленькую медную бутылку — вроде тех, в которых держат джиннов. А потом попросил Ма Би потереть ее и загадать три желания. Я собирался выполнить все три.

— Удачная мысль, — заметила Фиби, присаживаясь за стол.

— Тогда я казался себе чертовски умным. Прекрасно, сказала Ма Би, у нее действительно есть три желания. Для начала она хочет, чтобы я перестал швыряться деньгами, как законченный идиот. Во-вторых, ей бы очень хотелось, чтобы я ухватился за эту прекрасную возможность и добился наконец чего-нибудь путного. Должно быть, я выглядел тогда как воздушный шар, из которого выпустили весь воздух, потому что Ма Би расхохоталась и еще долго смеялась, глядя на мою физиономию. Ну а если я хочу сделать ее счастливой, добавила она, то могу купить ей пару красных туфель на каблуке, размер девять. Только представьте, что это будет за зрелище, когда она пойдет в них в воскресенье в церковь!

— Ты должен обожать эту женщину.

— Все так. А еще я постарался сдержать слово и выполнить все три обещания. Проще всего было с туфлями. Не швыряться деньгами, как идиот… С этим оказалось проблематичнее. Вокруг меня постоянно крутились какие-то люди. Деньги уходили на всякую ерунду — просто потому, что это позволяло мне почувствовать свою значимость. И так до тех пор, пока я вдруг не осознал, что это и в самом деле чертовски глупо.

— Ну да. Но ты-то ведь не глупец.

— Бывало в моей жизни всякое. — Дункан разложил пиццу — сначала Фиби, затем себе. — Эту землю я купил для матери, построил здесь дом. Она не раз говорила, что охотно уедет из этого проклятого города. Теперь я мог это устроить. И уж теперь-то она должна была обратить на меня внимание. Разумеется, я и раньше давал ей деньги. Перевез ее из нашей квартирки в чудесный маленький домик — пока этот еще не был готов. А тут еще появился мой папаша — спустя столько-то лет. Но с этим было все просто. Я дал ему двадцать пять тысяч, а большего он и не просил. Но прежде Фин составил для меня что-то вроде договора. Согласно этой бумаге родитель уже не мог предъявить ко мне каких-либо претензий. Если бы он снова стал требовать у меня деньги, то легко мог бы угодить под суд. Возможно, другой бы на его месте поторговался, но отец забрал свои двадцать пять тысяч и снова отбыл в неизвестном мне направлении.

— Все это наверняка ранило тебя.

— Могло бы, — немного помолчав, сказал Дункан. — Но не ранило. — Он отхлебнул еще вина. — Когда дом был почти готов, я привез сюда мать — чтобы она посмотрела, как все это будет. Я сказал, что все это для нее, что я обставлю этот дом, как она сама того пожелает. И ей уже никогда не придется работать. Она прошлась по комнатам, а потом спросила, какого черта я решил, что она будет здесь жить — в этой пустой, как амбар, громадине? Я сказал, что она просто не представляет, как здесь будет здорово. Что я найму повара, экономку — сделаю все, чего она только захочет. Тогда она повернулась и взглянула на меня. «Дом в Вегасе и пятьдесят тысяч наличными — вот все, чего я хочу». Я не уступил. Я еще надеялся, что она передумает. Когда дом был окончательно готов, я снова привез ее сюда. Здесь уже были сады, и я полностью обставил несколько комнат — чтобы она воочию убедилась в том, какое это замечательное место.