«Это ведь просто браслет. Побрякушка. Аксессуар», – убеждаю себя, но мысли все равно слишком радужные для положения, в котором мы оказались.

Тишина в салоне и мерный шум двигателя убаюкивают меня, и я засыпаю, облокотившись затылком о кожаный подголовник. В какой-то момент в машине начинает негромко играть музыка, а мои губы слегка вздрагивают, пытаясь сложиться в улыбку. Но она не задерживается на моем лице, потому что услужливая память тут же подкидывает мне изображение Заида, который усомнился в моей верности и с презрением смотрит на мой живот.

Никогда между нами не будет былого доверия, уверена в этом. Не знаю, как он, но я точно не стану ему доверять на сто процентов. Человек, единожды усомнившийся во мне, больше никогда не получит такого отношения, как раньше. Тот, кто скрыл от меня такой важный факт о своей жизни, как наличие жены, никогда не сможет пользоваться моей наивностью в будущем.

Я просыпаюсь, когда мы прибываем в дом тети Хафизы. Заид глушит машину и поворачивается лицом ко мне.

– Я поговорю с тетей, чтобы мы жили в этом домике, – он кивает на строение слева от нас, но я качаю головой.

– Не нужно.

– Джанан…

– Амира, – сухо поправляю его. – Не нужно, Заид. Сейчас я все равно не смогу исполнять свои обязанности как наложница, так что это бессмысленно.

– Я не говорю о сексуальных обязанностях, хоть это вряд ли запрещено. Я хочу спать рядом с тобой. Обнимать. Чувствовать толчки нашего сына, когда он просыпается по утрам. Хочу вдыхать твой запах и слышать твое дыхание, – севшим голосом говорит он, снимая очки, чтобы я видела его глаза.

– И во всем, что ты сказал, звучит только твое «хочу», но ты ни разу не сказал и не спросил о том, чего хочу я.

– Чего ты хочешь? – спрашивает он громче.

– Поехать в дом своих родителей, но ты мне в этом отказал. Сейчас я хочу спать в доме тети Хафизы, в той же комнате, что и раньше.

– Джанан… – он касается моей руки, и по ней словно проходит разряд тока.

Это наш первый настоящий физический контакт после расставания, если не считать того, как он касался меня, когда пересаживал из машины дяди Ваджиба, но тогда я ничего не чувствовала. А сейчас волоски на коже встали дыбом, и кровь побежала быстрее по венам. Я отдергиваю руку, не давая Заиду обхватить мое предплечье властным жестом, как он делал это раньше.

– Не надо, Заид, – коротко прошу я, а потом отстегиваю ремень безопасности и выскакиваю на улицу.

Больно ли мне? Так сильно, будто внутренности перемалывают в мясорубке. Но больше всего страдают мои гордость и самоуважение. Я знаю, что он привык жить в свое удовольствие и получать все, чего душа пожелает. Но это не повод для меня пренебрегать своими приоритетами и желаниями. Да, я ждала его, плакала по нему, молилась, и сейчас было бы логично упасть в его объятия и наслаждаться ими. Но я просто не могу. Может быть, завтра, кто знает?

Заид

– Заид, через час выезжаем, – произносит Валид, становясь рядом.

Я прислонился к дверному косяку и, сложив руки на груди, наблюдаю за Джанан с Инас. Они в беседке о чем-то щебечут, Инас периодически кладет руку на живот Джанан, а потом смотрит на нее восхищенными глазами. Я знаю, что она делает: прикасается, чтобы почувствовать толчки моего сына. У меня зудят ладони, так сильно хочется ощутить то же самое. Прямо до дрожи. Как будто, если не почувствую этого, сойду с ума. Я уже три дня наблюдаю такую картину, и мое терпение на исходе. Джанан словно издевается и намеренно выходит с подругой из дома тети, чтобы подразнить меня. Как будто знает, как я изнываю от желания по ней – и не только в сексуальном плане, хотя это тоже, – и специально мелькает перед моими глазами.

– Заид, – снова зовет меня Валид.

– Что? – хмуро отзываюсь я, из последних сил сдерживаясь, чтобы прямо сейчас не подойти к Джанан.

– Нам через час выезжать, – повторяет он.

– Ну так через час же, – огрызаюсь, даже не поворачивая головы.

Инас с Джанан взвизгивают, и я делаю рывок вперед, но резко торможу, когда девушки начинают смеяться.

– Да, брат, это сильнее, чем с Муной, – констатирует Валид, и мое желание зарядить ему в челюсть возвращается с новой силой.

Бросаю на него такой взгляд, что он поднимает руки, словно сдаваясь, и пятится назад в домик. Я снова смотрю на Джанан. Инас, улыбнувшись, поднимается со скамейки и уходит в дом. С меня хватит! Я и так был слишком терпеливый. Иду к Джанан, глядя на то, как она обнимает живот своими ладонями, поглаживает его и, слегка наклонившись, что-то шепчет. Когда я встаю перед ней, она слегка пугается, но не встает и не уходит, как делает последние несколько дней. Может, причина в том, что я перегородил выход из беседки?

– Я хочу почувствовать, – произношу решительно.

– Что? – испуганно спрашивает она. – Что почувствовать?

– Как пинается ребенок.

– Заид…

– Нет, я имею право! – обрываю ее резко и подхожу вплотную.

Потом становлюсь на одно колено возле нее и, накрыв ее ладони своими, медленно развожу их в стороны. Я вижу, как ее кожа покрывается мурашками. Это ведь значит, что она еще реагирует на мои прикосновения. Так почему сопротивляется? Кладу руки на ее живот и… ничего. Совсем. Тишина. Просто живот, который периодически двигается от дыхания Джанан, но никаких пинков не слышно. Я раздражен, потому что еще пару минут назад сын активно пинался, развлекая Инас с Джанан, а сейчас как будто замер.

– Это нормально, что он совсем не двигается? – спрашиваю через несколько минут, глядя на Джанан, а она пожимает плечами.

– Наверное.

– В каком смысле – наверное? Ты же мама. Будущая. Должна знать.

– Заид, может, он спит.

– Он там спит? – спрашиваю с улыбкой.

Чувствую, как кожа лица натягивается из-за обгоревшей корки, и сразу стираю улыбку со своего лица. Могу себе только представить, каким уродом меня теперь видит Джанан. Меня вдруг осеняет. Может, причина ее отстраненности в том, что я теперь выгляжу немного иначе? Так эта корка сойдет – главное, не забывать мазать лицо мазью, которую дал мне старик Айгизар, – и я обрету практически нормальный вид. Да, какие-то следы, наверное, останутся, но все не должно быть так критично. Скажем, мое лицо останется моим. Она ведь говорила, что любит. Значит, не только за внешность. Хотя кто их, этих женщин, разберет. Они зачастую сами не знают, чего хотят.

– Может быть, я же не знаю, – наконец отвечает Джанан, и я смотрю в ее светлые глаза.

Как же я скучал по ним, только взгляд совсем не тот, который я хочу видеть. Сейчас там сожаление и совсем не девичий жизненный опыт. И во всем этом виноват я. Хмурюсь, потому что мне не нравятся эти мысли. Никогда не был склонен к самобичеванию, а сейчас эта черта сама по себе проявляется. Расчувствовался я, вот и кренит меня в разные стороны.