В своем неверии в Азефово предательство Рутенберг был не одинок: многие знавшие Азефа люди не сразу справились со столь ошеломляющим известием. Среди других, в его провокаторскую детельность не поверил, например, X. Житловский. Авторы книги «Террористы и охранка» (в оригинале: «Terruristes et policier», 1909) писали:

У В. Розанова есть статья «Между Азефом и "Вехами”» (1909), в которой он рассуждает на тему того, что люди высокого творческого духа – писатели, философы, историки, теоретики и критики общественной мысли: Белинский, Грановский, Станкевич, Киреевский, В. Соловьев, Тургенев – никогда близко не подпустили бы к себе Азефа, интуитивно, своей тончайшей чувственной (или, как говорит Розанов, «музыкальною») организацией распознали бы в нем «чужого», «врага». Более того, не только сами писатели, но и их любимые герои в равной мере обладают сходными «органами отвращения»:

Статья, как обычно это бывает у Розанова, написана страстно и захватывающе, однако, исходя из крайне субъективного и недоказуемого посыла, развивает мысль скорее метафизическую, нежели исторически релевантную. Феномен Азефа (об этом, в частности, шла речь в I: 2) оказался много сложней и загадочней, чем это казалось многим проницательным умам, пытавшимся его разгадать. Неразгаданным до конца он остался и для Рутенберга. Его вера в неприкосновенный революционный авторитет даже разоблаченного провокатора обладала мощной силой инерции.

Но это – с одной стороны. С другой же, изучение хронологии событий показывает, что в тот же день, 18 января 1909 г., когда Рутенберг написал письмо Савинкову, где выражал резкое несогласие с позицией ЦК, признавшего Азефа предателем, он, мгновенно оценив ситуацию и, вероятно, за многие месяцы этой волокитной истории вздохнув облегченно, сел за статью, в которой впервые – пусть и в свернутом виде, но зато совершенно свободно и без внутренней и внешней (партийной) цензуры – огласил скрываемые до сих пор факты. Именно эта дата,

18 января 1909 г., значится под его статьей «Pourquoi jai tue Gapone» (Почему я убил Гапона), опубликованной 10 марта 1909 г. парижской «Le Matin» (Rutenberg 1909: 1). Русская заграничная агентура, проявлявшая к Рутенбергу повышенный интерес, мгновенно отреагировала на столь горячий материал – в тот же день в Петербург полетело донесение об этом. Правда, сам Рутенберг был заслонен в нем тем, что информатор осознавал как некое новое явление в западноевропейской буржуазной прессе: предоставление ею своих страниц русским революционерам.

В связи с внезапным потрясением русской политической жизни – раскрытием провокаторской роли Азефа Рутенберг сразу снесся с Горьким и посвятил его в свои новые настроения и планы. Именно после получения его письма Горький 25 января 1909 г. адресовал Ладыжникову приводившуюся выше фразу о том, что «дело Азева должно разгореться в большой скандалище». 26 января Рутенберг вновь писал Савинкову:

С разоблачением Азефа в «деле Рутенберга» началась новая эпоха: эсеровский ЦК был вынужден начать процесс «наведения мостов». Правда, произошло это скорее всего под нажимом Рутенберга, вознамерившегося – теперь уже беспрепятственно и открыто – обнародовать все имеющиеся в его распоряжении материалы. Текст рутенберговского заявления в ЦК, датированный 18/31 января 1909 г., был опубликован в «Знамени труда» (1909. № 15. Февраль. С. 19–20), главном печатном органе эсеровской партии (полностью приведен в Приложении И. 4). Отправляя его на предварительный просмотр Савинкову, Рутенберг писал (RA, копия):