Сквозь мутные линзы пота на глазах он видел только грязно-голубую лужу неба. Руки были прикованы к штурвалу. До острого края трещины, который мог вспороть бескамерную шину, как консервный нож, оставалось около ста метров.

Девятаев инстинктивно потянул штурвал на себя, и самолет оторвался от земли, но это могло быть всего лишь затяжным прыжком к смерти. Ему удалось устранить опасный крен, и впервые при взлете он ощутил не удовольствие, а тошноту.

Самолет провалился вниз, и пилот понял: вот оно, последнее мгновение перед ударом! Он ждал его и даже хотел, чтобы пытка неизвестностью побыстрее закончилась. Когда удара не последовало, существо снова захватило власть над человеком.

– Куда теперь? – спросил Макс у Клейна, когда немного отдышался и забрался в кресло. Самолет делал вираж над горами. Сверху было прекрасно видно, что взлетно-посадочная полоса превратилась в синусоиду, перечеркнутую глубоким оврагом. Развалины отеля выглядели так, как будто эскадрилья штурмовиков сбросила на него несколько десятков бетонобойных бомб. На месте бассейнов теперь плескался небольшой залив; вода затапливала и приливную электростанцию. – Турция, – коротко бросил адвокат, снимая трубку переговорного устройства. Дверь в кабину осталась открытой.

– Ты слышал? – крикнул Макс пилоту, и Девятаев кивнул в ответ.

Самолет завершил разворот и теперь набирал высоту над морем. Максим достал из бара бутылку водки, сел рядом с Ириной и промыл длинную рваную рану у нее на затылке. Остро запахло спиртным. Он немного отхлебнул из горлышка и протянул бутылку Клейну. Тот впервые не отказался.

– Если это то, что я думаю… – сказал Макс, начиная расслабляться. Он хотел добавить, что спасения нет нигде, но его насторожило молчание Клейна. Он обернулся и стал свидетелем довольно неприятного зрелища.

Руки слепого ощупывали лицо масона, а тот застыл в неподвижности, боясь пошевелиться. Пальцы переместились на горло, прогулялись по адамовому яблоку, несколько раз сжались, отчего адвокат заметно порозовел…

Потом голова мальчика показалась над спинками кресел. Он держал ее очень прямо, и, по-видимому, ему была чужда всякая мимика, за исключением тех случаев, когда он испытывал боль… Жуткое лицо. Некрасивое и неживое. Жизнь пряталась где-то глубоко внутри, под застывшей кожаной маской.

После нескольких минут молчания он вдруг завыл на одной долгой тревожной ноте. Что это было? Предупреждение, мучительное самовыражение, трагический крик о помощи? Макс склонялся к последнему. Вой был настолько нечеловеческим и пронизывающим, что Голикову захотелось заткнуть ребенку рот. Девятаев обернулся и беззвучно выругался. Вой внезапно оборвался, и наступила тишина, сразу же заполнившаяся ровным гулом двигателей.

В этот момент Макс снова ощутил связь с живым «черным ящиком», заключенным внутри непробиваемой скорлупы из отмерших чувств. Он услышал зов, сплетенный из наведенных ощущений, транслируемых прямо в его подсознание. Это не было похоже на телепатию или, по крайней мере, на то, что обычно принято называть телепатией. Просто неопределенная часть его существа вдруг оказалась «снаружи», более того – в совершенно неподходящем для жизни месте…

Как может чувствовать себя человек, стоящий на берегу и одновременно утонувший в болоте? Макс захлебывался собственным ужасом, текущим из глубины черной безвоздушной могилы… Но сколько можно его пугать? Он и без того уже был напуган до конца своих дней. С неуместной иронией он подумал о том, что пора бы мальчишке сообщить ему нечто более определенное.

Пока же тот заставил его посмотреть в иллюминатор, за которым плыла бело-голубая пелена. Далеко внизу расстилалось пятнистое море. В волнах отражалось солнце, распадаясь на тысячи мазков расплавленного золота. После этого великолепия салон казался темным…

И вдруг Голиков увидел, откуда падает солнечный свет и в каком направлении вытягиваются тени пассажиров. По лицу Клейна он понял, что масон тоже воспринял некий сигнал. Тот поднес к губам палец и показал подбородком в сторону пилотской кабины. Ирен встревоженно наблюдала за этой пантомимой.

Макс нащупал рукоятку «беретты», перезаряженного после стрельбы в отеле, и двинулся по проходу между креслами. Масон бесцеремонно накрыл ладонью голову ребенка и снова уложил того в кресло. Он явно был не намерен прятать «маузер» в кейс.

Максим вошел в кабину, держа пистолет за спиной, и остановился рядом с пилотом. Нашел на приборной доске компас и убедился в том, что курс близок к девяноста градусам. Они летели в направлении Северного Кавказа.

На несколько секунд Макса захлестнула ярость, но он сдержался, вспомнив, что Девятаев – единственный пилот на борту. Предчувствия не обманули его. Скорее всего, тот был агентом Найссаара. Или самого дьявола, если хозяин барона был способен стереть с лица земли целый отель, вызвав локальное землетрясение.

Макс улыбнулся. А что еще ему оставалось? Его поразила чудовищность безликой силы, с которой он имел дело. Но это снимало с повестки дня и некоторые щекотливые моральные проблемы. Кто-то сильно рисковал – ведь союзник мог погибнуть под обломками здания. Голиков оказался замешан в абсурдную игру, единственным понятным проявлением которой была смертоносность.

Он наклонился к самому уху Девятаева и почувствовал запах молока, исходивший от взрослого мужчины.

Странный это был парень. Младенческий запах, неподвижные глаза за темными стеклами очков, раздувшееся брюхо. И во время игры в покер он вел себя не совсем обычно, не говоря уже о попытке сбежать с мальчишкой…

В ту же секунду локоть пилота врезался ему в живот. Сложившись пополам. Голиков начал оседать на пол, и его лицо встретило невосприимчивый к боли кулак. Мир рассыпался на сверкающие кусочки фольги из детского калейдоскопа, а потом они растворились в тошнотворной темноте.

Макс застыл в позе молящегося мусульманина и почти не почувствовал, как тяжелый ботинок пилота раздавил кисть его правой руки, в которой была зажата рукоятка пистолета. Хрустнули суставы, и, возникнув где-то вдалеке, пронесся по нервам запоздавший экспресс боли.

Макс закричал, а Девятаев вырвал пистолет из его сломанных пальцев. Ему потребовалась еще секунда, чтобы включить автопилот и выбраться из кресла. С «береттой» в вытянутой руке он направился в пассажирский салон.

Клейн выжидал по единственной причине – он тоже боялся остаться без пилота. Это было не самое умное, что он мог сделать. Девятаев надвигался на него, а существо, спрятавшееся внутри человеческой оболочки, трепетало от восторга. Двуногие твари были в его власти, они оцепенели от неожиданности и сжались от страха, превратившись в безопасных слизняков. Но вот длинноволосая самка вскочила с кресла и бросилась на него. Слишком поздно! Он выстрелил ей в живот, и ее отбросило на несколько шагов назад.

Это дало шанс старику с короткой седой бородой. Его длинноствольный пистолет выплюнул пулю, которая попала Девятаеву в глаз, и пронзив мозг, застряла в черепе. Человек умер через полсекунды, но существо продолжало жить. Теперь оно полностью управляло телом.