Видать, разные у нас понятия об эпохальности, с неожиданной горечью и стыдом подумал некромант. В самые глаза вдруг взглянула сила, по сравнению с которой всё, чем гордилась Долина, вдруг показалось детскими играми, нет, скорее вознёй щенков или котят в корзинке, за которой с усмешкой наблюдает хозяин.

Однако я сумел опрокинуть Атлику. А маски так и не смогли ничего со мной сделать. Только говорили, говорили и говорили. Если б могли убить – не колебались бы ни мгновения, стёрли б в порошок. Значит – или это не в их силах (ох, не обманывай себя, не обманывай!), или же надеются как-то использовать. Для чего – тебе не угадать. Разве что ты каким-то образом и впрямь сроднился с Мечами (хотя разве станет такое оружие сродняться с каким-то смертным!), и теперь, скажем, только твоя кровь или же твоя смерть в каком-то ритуале окончательно отдадут Иммельсторн с Драгниром в руки Эвенстайна с Бахмутом.

Банально, сказала бы Клара. Но вот в чём фокус, даже самые банальные вещи иногда срабатывают. И порой даже чаще, чем нам бы хотелось.

Маски долго подбирались к заветным Мечам, кривыми окольными тропами, хотя при их силе (Атлика мало что не сровняла с землёй весь Пик Судеб, и все девять драконов Эвиала оказались бессильны) могли бы просто захватить их, и всё. Особенно сейчас, когда Алмазный и Деревянный Мечи не в надёжном схроне на самой грани реальности, а болтаются на поясе Клары Хюммель, словно самые обыкновенные клинки. «Может, Мечам нравится прикидываться? – вдруг мелькнула шальная мысль. – Притворяться ничем не выдающимися?..»

У артефактов иногда прорезается что-то, донельзя похожее на характер.

Что ж, примем пока, за неимением лучшего, что маски всерьёз собрались зарезать меня на тайном жертвеннике, причём явиться к нему я обязан исключительно добровольно, иначе заклинание не подействует.

…А впереди, и уже совсем рядом, – Чёрная яма.

Река внизу замедлила течение, распалась десятками рукавов, покрылась широкими кувшинками. Под недвижной поверхностью – чувствовал Фесс – бесшумно скользили чешуйчатые тела, жёлтые немигающие глаза подозрительно уставились вверх, на девятку плывущих в сапфировом небе драконов.

Тёмная река несла в себе силу, много силы. Такое бывает, если должным образом у истоков сойдутся магические линии мира. Вода пронизана мощью, мощь – её основа, вода почти что состоит из неё, подобно тому как из неё же, воды, состоит и наше тело.

Но в обычной воде магия дремлет. Мы чувствуем, тянемся к ней, застывая на краю океанского беспределья, замираем, скользя взором по таинственной лунной дорожке, не зная, что именно в эти минуты волшебство обращается к нам, тянется, словно бродячий пёс, мечтающий, как в сказке, найти настоящего хозяина.

Здесь, в Тёмной реке, магия пробудилась. Оперлась истоком и устьем, выгнулась, точно кошка. И, конечно, в водах такой реки жили не простые лягушки, рыбы или тритоны.

Чего уставились, желтоглазые? Взгляд у вас, признаюсь, неприятный, пробирает, несмотря на то что я – высоко в аэре, на спине могучего дракона.

«Смотри вниз, молодой некромант. Смотри как следует».

Последние деревья нависали над пропастью, корни высунулись было из тёплой привычной земли и испуганно завернули обратно, одевшись корой там, где неосторожно вылезли на воздух. Сама Чёрная яма была в поперечнике три или три с половиной лиги, отвесные стены, как и положено, имели цвет воронова крыла. Многочисленные речные рукава оборачивались стекавшими вниз потоками, не стремительными рокочущими водопадами, что взбивают облака сверкающих брызг, а именно потоками, медленными, словно вода враз обернулась тягучим варом. Здесь начинался первый виток спирали, широкий и глубокий жёлоб, достаточный, чтобы вместить все воды, изливающиеся в него сверху.

«Если ты хочешь говорить с Уккароном, то лучше всего сделать это отсюда. Не стоит спускаться вниз, молодой некромант».

– Я помню, что случилось с тем храбрым молодым драконом, Чаргос. Но звать хозяина, ещё даже не постучав в калитку, кричать с улицы – очень невежливо. Знаю, Уккарон не человек. Но человеческая вежливость ещё никому не повредила.

Дракон изогнулся, зашипел, словно давя в себе ярость.

«Хорошо. Я понесу тебя вниз. Ошибки молодого дракона мы не повторим».

– Чаргос. Если бы ты позволил, я отправился бы вниз вместе с Аэ… с моей дочерью.

Фесс опасался новой вспышки драконьего гнева, уже куда более сильной; но старый Хранитель лишь изогнул бронированную шею и взглянул некроманту прямо в глаза.

«Ты прав. Ты почувствовал мой страх, мастер Лаэда. Я скорее дал бы забить себя толпе невежественных пастухов, чем признался в подобном позоре своим сородичам. Но тебя я не стыжусь. Я чувствую твою силу, молодой некромант. Она есть и у юной Аэсоннэ. И, хотя мне очень не хочется отпускать внучку, я соглашусь с тобой. Сам же я останусь здесь, наверху, вместе с остальными».

– Ты никогда не говорил, что может ждать нас внизу, о многомудрый.

«Там нет чудовищ, только бродячие камни, Кэр. Но, чем глубже ты опускаешься, тем сильнее жажда навсегда остаться там, самому обратиться в один из таких камней, вечных, неразрушимых, презрительно сторонящихся ничтожной суеты живых. Там никто не станет кидаться в тебя огнешарами или пытаться поджарить тебе пятки молниями – по крайней мере, до той глубины, на которую опустился я. А потом навалилось такое отчаяние… мне, обитателю пещер, где покоится мой Кристалл, вдруг стало невыносимо страшно, мне показалось, что Яма – на самом деле всасывающая всё и вся воронка, а Уккарон – существует разом в двух мирах, в нашем – и в том, куда ведёт эта воронка. И что именно он решает, кому остаться здесь, а кого пропустить дальше».

– Тебе поистине многое открыто, – с уважением покачал головой Фесс.

«Если бы, молодой некромант, если бы… Старость дарует мудрость, но она же отбирает – нет, не силы – но решимость пожертвовать собой. Отчего-то начинаешь цепляться за жизнь и страшиться небытия. И это… позорно для дракона. Я… не хочу спускаться туда, Кэр. Я ни за что не пустил бы туда собственную внучку. Но… ты должен вернуться. Свет и радость Аэсоннэ помогут вам обоим. Да пребудет с тобой истина того, что мы поставлены хранить».

Очевидно, последние слова он произнёс так, что их услыхали и остальные драконы. В сознании Фесса загудел настоящий хор:

«Да пребудет… истина Кристаллов… да пребудет…»

– Рыся, – негромко позвал Фесс, и жемчужная драконица вмиг оказалась рядом. – Согласна ли ты понести меня? Долг призывает Чаргоса остаться здесь.

«Ты смеешься, папа, – возмущённо отозвалась дочь Кейден, выгибая шею, так, чтобы некроманту было б удобно перебраться ей на спину. – Как это я могу «не согласиться»?! А вождь Чаргос поможет нам, в случае чего».