«Эвиал – мир, где я не могу оставаться сама собой. Мне приходится действовать». Намёк, который, быть может, не так легко прочесть, однако он же, встроенный в цепь, обретает своё истинное значение.

Что значит «мне приходится действовать»? Если Тьма заявляет, что стремится ко всеобщему благу, то почему «приходится»?! Если Она действует по собственному убеждению, если добивается «выстраданных», как бы нелепо ни звучало тут это слово, целей, то ни о каком «принуждении к действию» говорить нечего. «Я не могу оставаться сама собой» – вот главное, что было скрыто в Её словах. То, что в ней – «океаны сознаний», – всё оттуда же, от необходимости сказать будущему Разрушителю то, что его почти точно отвратит от подобной участи. Ну кому же охота – если он, конечно, не птенец Салладорца – «сливаться с Тьмой» и умертвлять собственное «я»? Кому-то, быть может, и охота, Эвенгар набрал несколько десятков последователей.

«Этот мир – мое вместилище. И я не могу допустить его разрушения».

Это тоже сказала Сущность. А Фесс вновь ничего не заметил, не услышал и не почувствовал. Ну, пусть в тот миг его сковал ужас, начисто отбивший способность соображать, но потом-то! Сколько раз он вспоминал по слову весь тот разговор – и слышал в нём лишь то, что хотел слышать.

«Ты сам можешь судить об этом – по тому, что вырывается сейчас в мир и с чем тебе приходится сражаться».

С чем тебе приходится сражаться. Тогда он решил, что это ложь – ведь кто, как не Сущность, заправляет всей неупокоенностью Эвиала?

Но разве была какая-то система в том, на каком из погостов начинали зреть костяные гончие и драконы? Разве кто-то управлял этим? Самый бестолковый, но привычный к делу войны эгестский барон лучше бы управился с солдатами-зомби и добился бы с ними куда большего.

Сущность могла стать и была источником, первопричиной неупокоенности, тут ошибки быть не могло. Но в мир вырывалось действительно многое из того, что не имело к ней отношения. Например, тот же Червь, о котором Она пыталась предупредить некроманта задолго до Скавеллской битвы.

И Она ведь пыталась сказать что-то ещё, однако Фесс до сих пор помнил тот рывок, то заклятье Джайлза, что так вовремя вырвало его из той беседы, вернув в обыденный мир. Совпадение? Ну да, совпадение. Ему чуть было не сказали слишком многое. И впоследствии Она стала осторожнее. Куда осторожнее, но по-прежнему рассчитывала на сообразительность некроманта.

И потом, когда он дрался с призраками… Сущность словно нарочно давала ему советы, которым, Она прекрасно знала, он не последует. Ну, например, бросить деревенских жителей на съедение голодным тварям, подъятым заклятьем саттарской ведьмы.

Нет, с ним точно говорили два голоса. Две Сущности. Два начала.

Одно действительно пыталось сделать из него Разрушителя.

А вот другое упрямо о чём-то предупреждало. Упрямо, но, увы, тщетно.

Сущность спасала его – как на том памятном эшафоте в Кривом Ручье, когда Этлау всерьёз вознамерился спалить некроманта на костре.[9]Сущность помогала ему – и ничего не требовала взамен. Весь яростный спор Фесса с самим собой – принимать или нет помощь от Неё – не стоил и ломаного гроша.

Почему так, отчего? Тогда некромант не стал утруждать себя поисками ответа. И, как оказалось, напрасно.

И, конечно, Скавелл. Когда он, Фесс, впервые понял, что борьба за Эвиал – это не «Кэр Лаэда, великий герой, против злобной и страшной Западной Тьмы», он не осознал другого, куда более важного, что пыталась втолковать ему та, что явилась на берег Кинта Ближнего.

А потом была Чёрная башня, карлик Глефа с лицом Фесса…

Некромант просил помощи. Получал просимое и одерживал победы. Кривой Ручей, Скавелл… он дрожал от ужаса, что вот-вот сделается Разрушителем, что ни в коем случае нельзя принимать Западную Тьму, однако же – и просил, и принимал, а с ним ничего не происходило. Сущность, или, вернее, её «второе Я» искусно вела его по узкой тропке, не давая сорваться в действительно гибельную бездну, не поддаться тому, второму (или первому?) голосу, которому требовался настоящий, а не бутафорский Разрушитель.

Ну, а если вспомнить видение с воспаряющим в небеса фениксом, то и вовсе всё становилось ясно.

– Ты очень помог мне, о великий. – Фесс низко поклонился чудовищу.

– Разве? Пока ещё мы ничего не сделали, но остальные пятеро уже совсем близко, некромант. Чувствуешь их?

Разрезанное клыкастой пастью облако медленно повернулось. Фессу показалось, что границы Чёрной ямы раздвигаются, вбирая в себя всю беспредельность мира, и с разных сторон в неё, сопровождаемые, будто торжественной свитой, бродячими камнями, вступают пять теней, пять смутных обликов: Аххи, смахивающий на огромную распластанную кляксу, и в самом деле напоминавшую обликом огромного спрута, Сиррин, раскинувший скользящие по туману крылья, Шаадан надвигался тучей, под которой угадывались две пары по-слоновьему плоских ножищ, а спереди колыхалось нечто, и в самом деле могущее показаться растроенным хоботом; Зенда и Дарра же, однако, ничем не походили на соблазнительных красавиц, изображённых на ритуальном клинке, – просто движущиеся пятна мрака, ничего больше.

Это шла древняя сила, свирепая и жестокая, где детские жертвоприношения – совершенно обыденная вещь. Сила, проигравшая последний бой, но и прихватившая с собой множество врагов, впитавшая их предсмертные вздохи и сумевшая продержаться ещё много веков – пока не сочла, что настал удобный момент для мести.

Фесс низко поклонился Великой Шестёрке. Тёмные боги не ответили.

– Мои братья и сёстры не могут говорить с тобой словами, так, как я, – промолвил Уккарон. – Твоя речь им понятна не будет. Обращайся ко мне, как и прежде.

– Мне осталось сказать немногое, – развёл руками Фесс. – Сущность должна быть… – он запнулся. – Должна быть уничтожена. Или она нас, или мы её, третьего не дано. И даже вы, Древние Силы, не сможете отсидеться в своих убежищах.

Крылья Сиррина чуть шевельнулись, и некромант пошатнулся – в сознании вспыхнула череда образов, ярких, словно пронизанных гневом:

Чёрный вал, катящийся через Эвиал, оставляющий позади пустыню ослепительно белого цвета. И над всем этим склоняется, раздвигая руками небо, безликая фигура с перечёркнутой стрелою на груди.

– Великий Сиррин хочет сказать, что Спаситель как никогда близок к Эвиалу, – перевёл Уккарон.

Виски сдавило ледяными тисками – это надвинулся спрут Аххи.

…Море отдавало своих мертвецов. Нескончаемые шеренги тянулись по дну на запад, на запад, на запад, прямо к скальным основаниям Утонувшего Краба.

Зенда и Дарра словно бы обнялись – две тени слились вместе – а Фесс увидел множество заключённых в тесные огненные сферы фигур – и человеческих, и звериных, и ни на что не похожих монстров. Сотни и сотни их плыли над Морем Ветров, над Морем Надежд, сливаясь в сумрачных небесах Моря Клешней в длинные сверкающие цепочки.