Факты свидетельствуют о том, что действовал этот соискатель весьма напористо и энергично, причем по всем мыслимым направлениям. Он писал челобитные самому императору Петру Великому, напоминая о своей прежней беспорочной службе при комнатах малолетних царевен Анны и Елизаветы. А летом 1724 года он обратился с прошением (и изрядным подношением) к всесильному тогда камергеру ее величества Виллиму Монсу. Тот все устроил, и государыня дало добро, чему воспоследовало письмо вице-канцлеру Андрею Остерману: “сочините-де надлежащий патент”. Диплом о дворянском роде Возжинских был составлен, о чем Остерман сообщил 7 августа 1724 года, хотя и отметил, что по заведенному порядку, патенты “определено давать из Сената” и надобно “не учинить какой противности указам и регламентам”.

Впрочем, бюрократические препоны были вскоре устранены, и 19 апреля 1725 года вожделенный “патент на благородство” Андреяну был, наконец, вручен. Мастера геральдического художества сочинили и родовой герб этого кучера во дворянстве (он внесен в Общий гербовник дворянских родов Всероссийской империи. Т. 1, № 87). На щите зеленого цвета изображено золотое Колесо Святой Екатерины, с проходящими сквозь него диагонально справа и налево двумя клетчатыми тесьмами из серебра и красного цвета. Щит увенчан дворянским шлемом, на поверхности которого видна половина колеса, а на колесе распространяется узел, сплетенный из тесьмы. Намет на щит с правой стороны зеленый, а с левой красный, подложенный серебром и золотом.

По такому случаю в петербургском доме Андреяна, что на Московской стороне за рекой Мойкой, на Першпективной дороге, было знатное торжество. И виновником его был не только лейб-кучер, но и его дети, Никита и Иван, ставшие теперь полноправными шляхетскими сынами. Особенно радовал отца старший, Никита, основательный и домовитый, которого с его легкой руки еще двенадцатилетним отроком взяли ко Двору императора Петра “служить в стрелецком полку” (нечто вроде почетного караула).

Проницательный Петр заприметил радение и исполнительность Никиты и порекомендовал его императрице Екатерине, которая в 1724 году призвала Возжинского к себе и пожаловала хоть и невысоким, но облеченным особым монаршим доверием чином мундшенка. Хотя в придворной иерархии это был самый низкий чин, в обязанности его входили многотрудные хозяйственные дела всего царского Двора. И наш герой справлялся с ними наилучшим образом.

Видимо, поэтому в 1731 году он по наследству от матери перешел к цесаревне Елизавете, которая назначила Никиту гофинтендантом. И надо сказать, Возжинский оказался на высоте положения и вполне оправдал надежды дщери Петровой. Он разумно и торовато помогал ей распоряжаться теми невеликими средствами, которые давала на содержание крохотного елизаветинского Двора отнюдь не благоволившая к ней императрица Анна Иоанновна. В окружении цесаревны Возжинский обладал завидным авторитетом: не раз выручал Шуваловых, Скавронских, Чоглоковых, Шепелевых то бесплатной квартирой, то даровыми свечами или дровами. Елизавета всегда ставила в пример Никиту Андреяновича как рачительного и экономного хозяина, при котором она ухитрялась жить безбедно и притом без долгов. “У меня их не было, – говорила она, поминая добром своего придворного завхоза, – потому, что я боялась Бога и не хотела, чтобы моя душа пошла в ад, если бы я умерла, и мои долги остались неуплаченными”.

Не знаем, в какой момент Елизавета вдруг распознала в своем усердном слуге и сильную мужскую харизму, но известно, что Никита Возжинский в конце концов покорил ее сердце и стал ее фаворитом. Произошло это в годину царствования Анны Иоанновны, при которой веселая цесаревна-нимфоманка, не страшась Бога, меняла амурщиков, как перчатки. Хотя знаток альковных тайн царского Двора князь Петр Долгоруков и называет Возжинского счастливым соперником Алексея Разумовского (с которым Елизавета, по слухам, тайно венчалась), убедительнее, однако, выглядит версия историка Владимира Балязина, для которого он лишь “мотылек-однодневка” в рассеянной жизни этой венценосной вертопрашки.

Так или иначе, но Елизавета, став самодержавной императрицей, в 1742 году пожаловала Никиту Андреяновича в камер-юнкеры, по-видимому, в награду за былую любовь и в воздаяние за ревностную службу. Любопытный эпизод: в сентябре 1743 года она посылает его в Казанскую губернию с благой вестью о заключении мира между Россией и Швецией. При сем местным начальникам Елизавета повелела “за такую радостную ведомость его [Возжинского – Л.Б.] дарить тем, а особливо купечеству, как в Казани, так и во всех городах Казанской губернии… чтоб собрали в одно место, чем его подарить и оное ему в Казани отдать”. И дарили – чиновники, купцы, дворяне: камер-юнкер получил тогда немало подношений, а также 100 рублей денег.

В 1745 году Возжинского производят в действительные камергеры, минуя очередной чин. А в 1751 году он уже кавалер двух орденов – св. Анны и св. Александра Невского I-й степени (причем последний получил в день тезоименитства императрицы) и генерал-поручик. Головокружительная карьера! Он отвечал за хранение бриллиантовых, яхонтовых, изумрудных, прочих ювелирных изделий всего императорского Двора. При этом получал жалование 1500 рублей, что по тем временам было суммой весьма внушительной. Ему было определено “дворовых людей и крестьян мужеского полу… в Белозерском, в Переславском-Залеского, в Кромском уездах, в Санкт-Петербурхе, в мызе Кемполовой двести двенадцать душ”. В 1752 году Никита Возжинский и его брат Иван (тот тоже служил при Дворе, мундшенком) получили подтвердительные дипломы на дворянское достоинство.

Никита Андреянович был женат дважды, причем обеих своих избранниц он встретил при Дворе. Вторая его супруга, Елена Константиновна Скороходова (1713–1775), была происхождения благородного и пользовалась особым благоволением Елизаветы. Ее брат, слепой от рождения, был любимым бандуристом императрицы, сестры же, Анна и Татьяна, – камер-юнгферами великой княгини Екатерины Алексеевны. А мать, Матрена Константиновна Скороходова, стала няней при великом князе Павле Петровиче. Детьми Никиту Возжинского Господь не наградил, да и у его брата Ивана наследников мужского пола тоже не оказалось. Потому этот дворянский род угас уже в XVIII веке, и едва ли кто помнит о нем. Но в анналы русской истории “лошадиная” фамилия Возжинский все же вошла, и сопрягается она с веселой царицей Елизаветой.

Известно, что Елизавета Петровна панически боялась ночного нападения и зареклась ложиться спать до рассвета. А все потому, что она сама совершила дворцовый переворот ночью, а ранее под покровом темноты был арестован и низложен регент империи герцог Курляндский Эрнст Иоганн Бирон. Она приказала отыскать надежного человека, который бы имел “тончайший сон”. И такого человека-сову нашли. Секретарь французского посольства Клод Карломан де Рюльер свидетельствовал, что им был простолюдин, который проводил в опочивальне монархини все время, сторожа ее альков. Речь идет о придворном истопнике Василии Ивановиче Чулкове (1700–1775).