и тихо. Иногда, конечно, закатывала громкие и слезливые истерики и, если вы были недостаточно осторожны, выдирала у вас здоровенную прядь волос, но что из того? Разве таковы не все карапузы? Не зря же их величают «ужасными двухлетками».

Виола захлопала незабудковыми глазками, улыбнулась, и на ее щечке округлилась и расцвела милая ямочка. Рид чмокнул ямочку и дурашливо загукал, надеясь рассмешить малютку. Виола, по своему обыкновению, не захихикала, но и не стукнула отца крошечным кулачком, что Рид воспринял как благоприятный знак.

— Ты никогда меня не слушаешь! — завопила Клэр, сбрасывая туфли.

На Виолу она даже не взглянула. Рид вздохнул и опустил дочку на пол.

— И чем я опозорил тебя на сей раз? — устало спросил он. — Своим существованием?

Виола засеменила к Клэр, раскинув ручонки и лепеча нечто невразумительное вперемешку с отчетливым «мама, мама, мама». Клэр, не опуская глаз, промчалась мимо дочери, задела ее коленом, и девочка шлепнулась на завернутую в подгузник попку.

Чистая случайность, но Рид, в душе которого никогда не угасала молчаливая ярость, пришел в бешенство и, чтобы не наделать глупостей, нагнулся и подхватил на руки горько подвывающую Виолу. Подвывающую, скорее, не от боли, а от обиды.

Клэр, даже не глянув на упавшую малышку, скрылась в кухне.

— Совсем рехнулась? — рявкнул Рид, появляясь на пороге.

Клэр успела откупорить бутылку и теперь, оглаживая круглый живот, потягивала из бокала вино. Рид нахмурился.

— Ты сегодня уже пила.

Можно подумать, она забыла!

— Ну и что? Еще один бокальчик не помешает.

Рид скрипнул зубами, представив, как бросается к жене, выхватывает хрустальный бокал и запускает им в стену. Бокал разбивается вдребезги, и осколки впиваются в тело Клэр… Виола хлюпнула носом. Он выдохнул и неимоверным усилием воли отогнал видение бутылки, опускающейся на голову Клэр. Неудачный день. Просто неудачный день. Ужин с чопорными родителями Клэр испортит настроение кому угодно.

— Ты уронила Виолу, — прохрипел он, глотая вертевшиеся на языке гадкие и хлесткие слова.

Клэр равнодушно уставилась на дочь:

— Переживет.

Рид со свистом втянул воздух и вышел. Иначе не сдержался бы и заехал кулаком. Хотя бы в стену.

Притушив ненадолго злость, чтобы позднее разжечь из ее тлеющих угольков необузданное пламя, он вернулся к повседневным обязанностям: искупал Виолу и отнес ее в кроватку. Прижался щекой к волосам дочки, и в нос ему ударил едкий запах клубничного шампуня. Он громко чихнул.

— Не сердись на маму, — пробормотал он, забывшись. — Мама у нас псих.

— Мама? — сонно заморгала Виола.

Рид стиснул губы, поцеловал дочку, пожелав ей спокойной ночи, и отправился к Клэр.

Клэр ждала его в спальне, облачившись в кружевной пеньюар, туго облегавший ее раздувшийся от беременности живот. Клэр надела его неспроста — она вновь собиралась шантажировать мужа детьми. Снова и снова.

— Вечно ты меня позоришь! — как и час назад, бросила она через плечо, присела за туалетный столик и намазала руки кремом. — Почему ты отверг предложение моего папы? Думаешь, кто-то еще возьмет тебя на работу?

Рид побагровел. Теперь, когда Виола не стесняла его, он дал волю клокотавшему в нем гневу:

— И это, по-твоему, работа? Да твой отец просто надо мной издевается!

Ничто на свете не вынудит его работать на Брентвуда-старшего, и точка. Он заявил это Клэр и ее отцу со всей определенностью. Даже прислуга, и та уже все поняла, выслушивая за ужинами их бесконечные споры.

— Ладно, в чем дело? — спросил он.

Клэр завелась явно из-за чего-то другого.

— Тебя видели! С твоей этой шлюхой! — прошипела Клэр, быстро и скомканно выплюнув слово «шлюха» в нетипичной манере для исконной жительницы Бостона, города, где привыкли растягивать гласные.

Рид вздрогнул: Клэр, резво вскочив, бросилась к нему. Глаза ее потемнели, рот сжался.

— И сказать нечего в свое оправдание?

Рид промолчал. Когда Клэр в таком состоянии, оправдываться бессмысленно. Просто интересно, кого она имеет в виду — неужели подругу их общего знакомого, с которой он неделю назад или около того встретился за чашечкой кофе? Женщина только-только переехала в город и спрашивала у него, в каком районе лучше купить дом. Клэр, впрочем, все равно ему не поверила бы.

Клэр вернулась к туалетному столику, заставленному изумительными дорогими духами, и взяла ярко-оранжевый пузырек с таблетками:

— Мне кажется, ты должен согласиться на предложение папы.

Рид, не поспевая за скачущими мыслями жены, ошарашенно затряс головой и покосился на пузырек. Как на то и рассчитывала Клэр.

— Что? — непонимающе спросил он.

Клэр, намекая мужу, что таблетки из оранжевого пузырька ей противопоказаны, развернула инструкцию и принялась читать ее, водя рукой по чреву с растущим в нем ребенком.

— Мне кажется, ты должен согласиться на предложение папы, — тягуче повторила она.

Наконец до него дошло, и он покачнулся, как от удара.

Тяжело сглотнул, проникаясь таящейся в ее словах угрозой, которую Клэр исполнила бы не задумываясь, и хрипло пробормотал срывающимся голосом:

— Я согласен.

— Чудненько!

Радостно улыбнувшись, Клэр задвинула пузырек с таблетками в дальний угол туалетного столика. Словно ничего и не было. Словно она взяла этот пузырек по рассеянности.

— Я позвоню папе, он будет ждать тебя завтра.

51. Гретхен. Наши дни…

Догадавшись, что она попробует улизнуть незамеченной, Шонесси выскочил ловить ее в коридор.

— О, как мне знакомо это выражение лица! — пророкотал он, грубо тыча в нее пальцем.

— Какое выражение? — саданула его по руке Гретхен.

— Как у лисицы, полакомившейся курятиной. Ты что-то разнюхала.

— Я, конечно, польщена твоим вниманием к моему лицу, но ты ошибаешься, — ухмыльнулась Гретхен и по длинному коридору следственного изолятора резво припустила к выходу. — Это все твоя одержимость.

— Это все мое усердие в работе! — забубнил сзади Шонесси, еле поспевая за ее размашистым шагом.

Гретхен остановилась:

— Полагаю, ты действительно неплохо меня знаешь. Я ведь у тебя под колпаком с восьмилетнего возраста. С тех пор как ты пытался арестовать меня за преступление, которого я не совершала.

— Ой, ну сколько можно! — заныл Шонесси. — Тебе самой-то не надоело? Чего ты хочешь? Пристыдить меня? Обвинить в профнепригодности?

Не в бровь, а в глаз. Гретхен расплакалась бы, если бы не опасалась, что Шонесси раскусит ее притворство.

— Я так расстроена, что просто вне себя, — обиженно дернула она плечом.

— Ты в себя никогда и не приходила, — нарочито язвительно поддел ее Шонесси. — Ну и?

Они вышли в холл, и Гретхен глухо застучала каблуками по дешевому линолеуму.

— Мне кажется, Тесс Мерфи убили не двадцать лет назад.

— Допустим.

— Мне кажется, ее убили год назад. Прошлой весной, если точнее.

Шонесси встал как вкопанный, однако Гретхен, поигрывая ключами от «Порше», не сбавила шаг.

— Чего? —