Сезон 1903 года был исключительно блестящим; великим событием стал знаменитый костюмный бал[245], который был дан в старой части дворца и по просьбе различных посольств был повторен в новой части.

Все присутствующие были одеты в костюмы, которые носили при дворе царя Алексея, отца Петра Великого. Императрица оделась как его первая жена, а ее придворные дамы скопировали свои платья со старых картин тех времен. Платье императрицы действительно было великолепно. Оно было из золотистой ткани, вышитой жемчугами. Вся его передняя часть была расшита драгоценными камнями и имела нити жемчуга по бокам. Специально для этого случая была сделана корона, украшенная изумрудами.

Ее одежда и драгоценности стоили более миллиона рублей, более ста тысяч фунтов. Это было, однако, чрезвычайно тяжелое и жаркое платье. Все замужние дамы прикрыли свои волосы тканью, напоминающей вышитую салфетку; незамужние показали свои волосы.

В то же время мужской костюм не отставал от женского. Граф Бенкендорф, гофмейстер двора, носил белую сатиновую рубашку и бриджи до колен, отделанные горностаем, на плечах у него была черная бархатная накидка с меховым воротником и маленькая черная шляпа, тоже горностаевой. Он выглядел очень хорошо и держался с достоинством. Несколько мужчин были одеты как сокольничие, в дублетах и чулках и в желтых сапогах с высоко поднятыми носками. У них были соколы, прикованные к запястьям. Это была самая веселая сцена, которую я когда-либо видела. Они танцевали старомодные русские танцы, рассказывающие жестами историю ухаживания. Леди сначала притворяется, что не видит, как обожатель вертится вокруг нее, затем они сближаются, пока, наконец, не начинают танцевать вместе, рука об руку. Он, очевидно, очень доволен своей победой над девушкой, а она держит себя очень скромно.

Год прошел как обычно, мы ездили только в Москву на Пасху.

По возвращении в Царское Село у императрицы проявились симптомы коклюша. Дети тоже заразились. Я сказала детям, что они должны быть очень осторожны, чтобы не кашлять ни на кого, или этот человек может подхватить у них болезнь, и они были очень послушны. Однажды маленькая великая княжна Анастасия сидела у меня на коленях, кашляла и задыхалась, когда к ней подошла великая княжна Мария и, положив руку на ее рот, сказала: «Малышка, дорогая, кашляй на меня». Я потрясенно спросила ее, что она имеет в виду, и дорогой ребенок объяснила: «Мне очень жаль, что моя дорогая маленькая сестра так больна, и я подумала, что если я смогу подхватить ее болезнь, ей будет лучше». Разве это не трогательно?

Но все заканчивается, даже коклюш, и однажды, когда мы все чувствовали себя более-менее хорошо, я отправилась в город, чтобы сделать покупки. Я разговаривала с торговцем, когда вошел какой-то священник. Хозяин спросил, чего он хочет, а тот повернулся ко мне и сказал: «Я услышал ваш голос, когда вошел, и уверен, что вы мой соотечественник. Вы ирландка, не так ли?».

Я ответила утвердительно на его вопрос, и он сказал, что так и знал, и спросил мое имя и из какой части страны я приехала. Сам он оказался из тех же мест и знал некоторых членов моей семьи.

Он сказал мне, что, хотя он был ирландцем, он работал в Глазго, в самой бедной части этого города — в доках. Время от времени бедные поляки приходили жить в его приход, и иногда его вызывали, чтобы совершать таинства для них, но из-за их взаимной неспособности понять друг друга он мало что мог сделать.

Из жалости к ним он решил поехать в Польшу и попытаться связаться с местными священниками, чтобы получить от них молитвенники, катехизисы и другие религиозные книги, которые могут быть помощью и утешением их соотечественникам в далекой стране во времена бедствий.

Когда я вернулась, я рассказала императрице о священнике и его заботе о своей пастве. Она просила меня поблагодарить его от ее имени за заботу и любовь к бедным польским иммигрантам, если я когда-нибудь увижу его снова. Мне жаль, что я потеряла его адрес. Слова императрицы могли бы поддержать его.

Если он случайно увидит эти слова, я воспользуюсь возможностью передать ему послание императрицы и сказать ему, что я часто думала и молилась за него, чтобы Бог благословил его в его тяжелом труде. Он хороший человек.

Был большой сбор семьи в Дармштадте в сентябре 1903 года, чтобы отпраздновать брак принцессы Алисы Баттенбергской (дочь сестры императрицы) и принца Андрея Греческого (племянник королевы Александры)[246].

Они были помолвлены более двух лет, но из-за их крайней молодости брак был отложен. Четыре Гессенских сестры[247] были в Дармштадте и на балу в их честь выглядели прекрасными. Среди других гостей были королева Англии[248], близкая родственница как невесты, так и жениха, и принцесса Виктория.

Мы останавливались в новом дворце, расположенном в Дармштадте. Он был построен, я полагаю, для принцессы Алисы. Это было хорошее, вместительное, комфортабельное здание с красивым садом, где был пруд, в котором росли лотосы, похожие на розовые кувшинки. Я никогда не видела их в Англии, но думаю, что они должны хорошо прижиться там.

Мои дети были рады увидеть свою кузину Эллу[249] еще раз. Это милое дитя было тогда в возрасте между восемью и девятью годами и очень напоминало свою прекрасную мать. Но, казалось, в глазах у этого ребенка можно было прочесть ее будущую судьбу. Глядя на нее, я гадала, что видят эти широкие серо-голубые глаза и почему они такие грустные.