— Это почему?

— Да потому, что война, которая может здесь вспыхнуть, пусть даже она вдребезги разнесет эту систему, ничтожный пшик по сравнению с более серьезными столкновениями в других рукавах Галактики. Издалека все выглядит по-иному. — Мейвис видела по лицу Рейвена, что он отвечает ей только из вежливости. И она действительно не услышала ничего, о чем бы уже не знала. — Есть неписаное правило для таких, как мы, — проявлять инициативу в мелочах. Вот я и проявляю.

— Меня это вполне устраивает, — кивнул Чарльз, выпрямившись в кресле. — Чем мы можем помочь?

— Немногим. Венера — ваша епархия, и вы лучше, чем кто-либо, ее знаете. Назовите мне имя человека, который, по вашему мнению, является вдохновителем этого сепаратистского цирка. Мне нужно знать все о его способностях и возможностях, мне нужно знать, где я могу его найти. Надежная информация — вот что нужно в первую очередь. Но я буду признателен и за любую другую помощь.

— Я как раз собирался ее предложить. — Чарльз скосил глаза на Мейвис: — А как ты?

— Нет уж, увольте. Я лучше последую примеру Лины и буду продолжать наблюдение. В конце концов, мы здесь именно для этого. Кто-то должен этим заниматься, пока вы, упрямые ослы, будете где-то шляться.

— Вот это правильно, — ответил Рейвен. — Продолжать наблюдение важнее всего. Мы должны быть по гроб благодарны нашим красавицам. Они дают возможность нам, упрямым ослам, заняться гиблым делом.

Она посмотрела на него, но не ответила.

— Положение здесь забавное, — сообщил Чарльз. — Есть тут, как полагается, губернатор-землянин, который произносит торжественные речи, но то ли не видит, то ли делает вид, что не видит, что всеми делами на девяносто процентов заправляет дирижер этой капеллы — некто Волленкотт, кумир толпы. Фигура крупная, и влияние его все время растет.

— Что в нем такого, чего нет у других?

— Лицо, фигура, характер, — объяснил Чарльз. — Он местный уроженец, мутант типа шесть, иначе говоря, метаморф, с импозантной белой шевелюрой и столь же импозантным голосом. Может превратиться хоть в китайского болванчика, если захочет. Может также вещать как оракул — при условии, что предварительно вызубрит текст. Сам он находить нужные слова не умеет.

— Похоже, не самые грозные качества, — проговорил Рейвен.

— Погоди, я еще не закончил. На самом деле, Волленкотт — лицо подставное. Он просто чертовски удачная кандидатура на эту роль образцового лидера настоящих патриотов. И его-таки выдвинули на эту роль!

— Кто?. — Железный человек, некий Торстерн. Подлинный хозяин, дергает за веревочки, сидя в тени. Он останется у руля и после того, как Волленкотта повесят.

— Кукловод, да? А в нем есть что-нибудь интересное?

— И да и нет. Самое удивительное, что он не мутант. Ни одной паранормальной способности. — Чарльз сделал паузу, подумал и добавил: — Но он жесток, честолюбив, коварен, прекрасный психолог и чертовски умен.

— Короче, пешка с высоким коэффициентом интеллектуальности.

— Точно. И это немало. Потому что даже телепат иногда не способен угнаться за пешкой с тренированным мозгом.

— Знаю. Я слышал об одном или двух таких случаях. Мутантам свойственно недооценивать противников только потому, что те ординарны. Но обладать силой — не самое главное. Нужно еще уметь ее применять. Вот в чем преуспели денебиане! Они используют свои преимущества до единого. — Так и не присев ни на минуту, Рейвен направился к двери. — Сейчас не время драться с денебианами. И не место. Ближайшая цель — Торстерн.

— Я с тобой. — Подняв себя с пневмокресла, Чарльз посмотрел на Мейвис невинным взглядом. — Защищай а крепость, детка. Если кто-нибудь спросит, скажи, что папа ушел на рыбалку — но не говори, за какой рыбкой.

— Смотри, чтоб вернулся, — наказала она. — Целым.

— В этой ущербной так называемой жизни никто: ничего не может гарантировать. — Он хрипло рассмеялся. — Но я постараюсь.

Утешив ее таким образом, Чарльз вышел вслед за Рейвеном, оставив Мейвис наедине с ее долгом — стоять на страже того, что находилось даже не на Венере и не на Земле, а где-то невероятно далеко.

И, так же как Лина, Мейвис осталась сидеть в одиночестве, наблюдая и слушая, слушая и наблюдая — и утешая себя тем, что это одиночество разделяли с ней другие молчаливые часовые, разбросанные по Вселенной.

Неизменный вечерний туман вползал в город, неторопливо запуская плотные желтоватые щупальца в улицы и переулки. По мере того как прятавшееся за ним солнце опускалось все ниже, туман становился все гуще. К полуночи он превратился в теплое, влажное, непрозрачное одеяло, в котором уверенно передвигаться могли только или слепые, или никогда не смыкавшие глаз ноктоптики, или немногочисленные, вечно что-то шептавшие суперсоники, ориентирующиеся по эху, как летучие мыши.

В джунглях было иначе — деревья все так же тянулись ввысь, тогда как туман клубился в низинах. Патрулирование продолжалось: вертолеты по-прежнему кружились над деревьями и охотники все так же прощупывали поляны.

На экране спектровизора, выставленного в витрине, мимо которой как раз проходили Чарльз и Рейвен, показывали балет. По сцене грациозно передвигалась похожая на снежинку прима-балерина.

А всего в нескольких милях отсюда в сгустившейся темноте прятались в джунглях кошмарные твари. Там проходила граница между частично изведанным и неведомым. Этот резкий контраст замечали лишь некоторые, и совсем мало кто задумывался о нем. Время прошло, большинство населения составляют люди, родившиеся уже здесь, и то, что прежде было мечтой, стало банальным, чужое — своим, а старые фантазии сменились новыми.

Остановившись у витрины, Чарльз залюбовался зрелищем:

— Посмотри, как легко и грациозно она танцует! Какая гибкость и изящество, как спокойно и прекрасно ее лицо! Взгляни, как она замирает, кокетничает и снова отлетает, совсем как редкая и чудесная бабочка. Танцоры-виртуозы столетиями очаровывают человечество. Это люди особого типа. Они восхищают, потому что заставляют удивляться.

— Чему? — поинтересовался Рейвен.

— Может быть, этот талант паранормален, а они об этом не подозревают? И вообще, существует ли такой неуловимый талант, который нельзя ни определить, ни классифицировать? — Выразись яснее, — попросил Рейвен.

— Я хочу сказать, что у людей ее типа может быть подсознательная форма экстрасенсорного восприятия. Именно она побуждает их всеми силами стремиться к цели, которую они не в состоянии ни назвать, ни описать, и, ощущая эту цель интуитивно, они испытывают какое-то томление, которое могут выразить только одним путем. — Он показал на экран. — Совсем как бабочка, как дневной мотылек.

— В этом что-то есть.

— А я, Дэвид, в этом уверен. — Чарльз отвернулся от витрины и, переваливаясь с ноги на ногу, двинулся дальше. — Люди накопили целую кучу знаний. Но куча могла быть гораздо выше, если бы они умели осознавать то, что ощущают инстинктивно, подсознательно. Рано или поздно они научатся.