Бутылка указала на Оливию. Чуть помедлив, она выбрала «правду». Скэриэл хищно посмотрел на близнецов, словно они глупые мышки, попавшие в мышеловку.

– Раз мы с Готи рассказали нашу общую историю, то теперь ваша очередь. Оливия, будь добра, расскажи забавную историю про брата.

Оливия вмиг оживилась, а Оливер испуганно посмотрел на неё.

– Разве так можно? Ты должен был спросить Оливию только про неё! – обиженно бросил он.

– Если предлагаешь игру, будь готов, что что-то пойдёт не по твоим правилам, – победно заявил Скэриэл.

– Есть одна интересная история из детства, – неуверенно начала Оливия, глядя на брата. – Наш отец всегда хотел дочерей. Когда мама была беременна нами, то отец думал, что будут две девочки. Они с мамой закупались девчачьей одеждой, ну знаете, рюшечки, всё в розовом цвете. Купили туфли, юбки, платья. К нашему рождению у нас был подготовлен весь гардероб от нуля до трёх лет.

– Оливия, tace atque abi![5] – грубо толкнул её в бок Оливер. Ему с первых слов не понравился выбор Оливии. Я решил было, что Оливия остановится и сменит тему, но вместо этого она продолжила, не обращая внимания на то, что брат, кажется, был готов её убить.

– Futue te ipsum[6]. – Она толкнула его в ответ. – Когда родился Оливер, отец был удивлён, он-то готовился к появлению двух дочерей, – задумчиво продолжила она. – Оливер до трёх лет носил девчачью одежду. У нас с ним у обоих были длинные волосы, потому что мама потакала отцу. Он до трёх лет был уверен, что он тоже девочка!

Я представил, как мистер Брум ждёт девочек, но на свет появляется Оливер, и ужаснулся, осознавая, что до трёх лет Оливеру морочили голову, надевая платья. Близнецы перебрасывались фразами на латинском, но я ни слова не понимал. Возможно, это были выражения, которых мы официально не проходили.

– Хотите ещё одну историю? – торопливо произнёс Оливер. – Когда нам было по три года, ночью я проснулся, а она, – он указал на сестру, – стоит у моей кровати с ножницами. Она ночью отрезала мне волосы!

– Я сделала то, что должны были сделать родители, – произнесла Оливия.

У меня холодок пробежал по спине. Фантазия мигом нарисовала сцену, как, проснувшись, Оливер увидел возле своей кровати сестру с ножницами в одной руке и длинными отрезанными волосами в другой.

– Да ты просто злилась, что отец любил меня так же, как и тебя, хоть я и мальчик. – Оливер моментально поднялся на ноги. – А теперь ты довольна? Ему плевать на меня, он постоянно печётся только о твоём состоянии. – Оливер изобразил, будто курит сигару, и заговорил притворно сладким тоном: – Где Оливия? Дорогая, как у тебя дела в лицее? Всё ли в порядке? Ты ничем не обеспокоена? Я устал от этого! – закончил он уже своим голосом.

Я с ужасом наблюдал за тем, как Оливер кричит и размахивает руками. Казалось, ему не хватает слов, чтобы высказать все обиды. Он покраснел, в глазах показались слёзы, а в голосе сквозило такое отчаяние, что даже мне стало больно смотреть на него. Скэриэл решительно поднялся следом и подошёл ближе, пытаясь его успокоить. Он загородил собой Оливию и властно схватил Оливера за руки. Я переглянулся с Леоном, который был настолько ошарашен, что даже отодвинулся от близнецов.

– Ты!.. – Она встала и принялась размахивать руками. Кажется, это у них семейное. – Ты просто… Stultus stultorum rex![7] Я хотела, чтобы отец любил тебя, несмотря на то, что ты не девочка, о которой он так мечтал!

Я последовал примеру Скэриэла. Пока я пытался мягко увести Оливию в сторону – она вырывалась, не позволяя нам отойти на безопасное расстояние, – Скэриэл, видимо, устав выслушивать ругань, грубо поднял Оливера, но тот продолжал выкрикивать что-то сестре. «Отведу его в ванную», – бросил Лоу и повёл Оливера к лестнице.

– Отец всегда считал моё рождение ошибкой! Уверен, ты тоже с ним согласна! – не унимался Оливер. Он яростно вырывался из рук Скэриэла. Последнее, что мне удалось увидеть, это как они скрылись на втором этаже.

К моему удивлению, Оливия не расплакалась, хотя я ожидал, что она разревётся, как делала Габриэлла, стоило той услышать что-то грубое. Но Оливия только схватилась за протянутые салфетки и принялась их нервно рвать на маленькие кусочки, приговаривая: «Какой он идиот».

Леон принёс ей стакан воды, она с благодарностью посмотрела на друга и, отпив маленький глоток, вернула ему стакан.

– Простите, – выдавила Оливия; её руки слегка тряслись. – Некрасивая сцена вышла. Не знаю, зачем рассказала эту историю. Наверное, давно надо было поговорить с Оливером. Я и не думала, что он так воспринял всё. Я хотела, как лучше, но только всё испортила.

Спустя какое-то время Оливер затих, мы больше не слышали разгневанных криков со второго этажа.

– Мы просто напились, и это вылилось в ссору, – участливо произнёс Леон.

– Развязались языки, – покачала головой она.

– In vino veritas[8], – добавил Леон. Эту фразу я знал, но мозг работал слишком медленно, чтобы позволить мне тоже блеснуть и вставить что-то на латыни.

Прошло ещё десять минут, прежде чем Скэриэл и Оливер вернулись. Оба молчали, смотрели в пол, словно между ними наверху что-то произошло.

– Мне так жаль. – Оливия медленно подошла к брату и протянула руку. Он нерешительно принял её, затем обнял сестру.

– Прости меня тоже, – пробубнил он ей куда-то в макушку. – Я наговорил лишнего.

– И я, – прошептала она ему в шею.

Мы все снова неловко уселись. Кажется, эта перепалка всех отрезвила.

– Я не хочу больше пить, – устало вздохнул Оливер. – Хочу быстрее прочистить голову, а то уже успел наделать глупостей.

Выглядел он паршиво. Импровизированная тога развязалась, и теперь Оливер просто накинул ткань на голые плечи. Его волосы были влажными, словно Скэриэл облил Брума из душа.

– Вам обоим нужно ещё раз поговорить, но уже на свежую голову, – назидательно произнёс Скэриэл, поднимаясь.

– Ты куда? – спросил я.

– Раз нужно протрезветь, то хочу всем приготовить кофе. Как насчёт заказать пиццу?

– Отличная идея, – поддержала Оливия. Она нежно положила голову на плечо брата.

– Согласен, – добавил Леон. Я кивнул Скэриэлу.

За чашкой кофе и с двумя большими пиццами мы мигом приободрились. Смеясь, решили, что лучше выбирать только «действие», и после Оливии бутылка указала на Леона.

– Сколько ты сможешь сделать вращений на одном месте после того, как выпил бутылку вина? – спросила Оливия.