2) Постарайтесь, как только возможно, узнать от кого эта редакция получила ее?

3) Сообщите мне обстоятельно, где и как вы поместили и намерены издать отдельно ваш перевод. Это ваше сообщение я послал бы г. Рабиновичу. Только при этом не упоминайте о том, что вы считали уже давно 15 Дек. назначенным для выхода сказок сроком. Здесь произошло между вами и мною недоразумение, которое разродилось бы катастрофой, если бы эта другая чужая катастрофа не предупредила бы нашу. Так как от последствий нашей ошибки мы были, можно сказать, чудесным образом спасены появлением того преждевременного перевода, то не стоит мне теперь письменно объяснять Вам, в чем именно заключалась ошибка между нами. Я уже прошу вас не упоминать о предполагавшемся Вам сроке 15-ого Дек. в Вашем предоставленном письме ко мне, п. ч. это только осложнило бы дело.

4) Верните мне прилагаемое письмо г. Рабиновича.

5) Не списывайтесь с г. Рабиновичем помимо меня.

Очень спешу, поэтому простите обрывчатость этого письма[823].

Из этого письма ясно, что Чертков даже не рассматривал вероятность того, что перевод в газете «Le Temps» на самом деле мог принадлежать Бинштоку. Более того, он считал само собой разумеющимся, что речь идет о версии, имевшейся в распоряжении Шолом-Алейхема, распространенной им же и явно отличавшейся от варианта, которым обладал он сам.

Еще до получения текста на французском Чертков и в самом деле рассчитывал доказать свою «невиновность», сославшись на «другую версию», о которой пока говорил весьма туманно. Однако, отдавая себе отчет в том, что до сих пор он вовремя не сообщая Бинштоку об отсрочках выхода еврейского сборника, Чертков в приказном порядке просил переводчика не раскрывать никому крайнего срока публикации (15 декабря) и ни в коем случае не вступать в контакт с «Рабиновичем». Вероятно, одновременно с письмом Чертков отправил Бинштоку и телеграмму, на которую тот ответил (тоже телеграммой) 12 декабря н. с.: «…Assaroi retenir…», то есть «остановили Аса[рхадона] царя»[824].

29 ноября Шолом-Алейхем был уже в курсе всех деталей и знал также имя переводчика:

29 ноября 1903

12 декабря 1903

Многоуважаемый

В. Чертков!

Только что получил Вашу вторую телеграмму, в которой Вы сообщаете мне, что, вероятно, вышло недоразумение и что «Вы телеграфировали в Париж задержать выпуск». Увы! Кажется, что не недоразумение здесь, а просто злоупотребление со стороны Вашего французского переводчика, имя которого Вы забыли! мне сообщить. Кое от кого я успел узнать, что из газеты «Temps» перевел одну (1ю) сказку по-русски для русской газеты В. Биншток (от 5-ого нов [ого] стиля). Боюсь, что в «Temps» или в других журналах уже напечатают и остальные две, которые будут безобразно переведены по-русски, между тем как русский оригинал у Буланже может выйти лишь 15/28 Дек., и теперь после моих срочных телеграмм едва ли поспеют к первым числам Декабря, п[отому] ч[то] цензура задержала эти «Сказки» и разрешила лишь на днях, и то лишь две, третью запретив. Боже! Какое огорчение будет Льву Николаевичу, если он узнает, что его произведение переведено по-русски с французского раньше, чем оригинал! А убытков сколько мы понесем из-за мошенника француза! Еврейский Сборник наш, опять из-за цензора, лишь выйдет к Новому Году (ст[арого] стиля).

Я вынужден был уже растелеграфировать повсюду, чтобы выпустить издание к 1/14 дек. Но что прошу, когда русские писаки уже переводят из французского и ради своих грошей портят нам сотни, а мне кровь и жизнь. Ради Бога, кто это[т] Ваш французский переводчик или издатель? Неужели ему это пройдет дороже? А вы меня обнадежили насчет Ваших издателей, предупредив меня касательно моих немецких издателей, которые оказались куда честнее Ваших французов, черт бы их побрал!

Ваш С. Рабинович[825].

«Le roi dAssyrie Assarkadon», первая из трех сказок-легенд Толстого, действительно вышла 5 декабря н. с. в разделе «Le feuil-leton du Temps» за подписью «Wladimir Bienstock»[826]. Боясь, что «недоразумение» возникло из-за его небрежности в передаче информации, Чертков велел Бинштоку держать в абсолютной тайне все, что касается этой истории. 17 декабря н. с., получив письмо от Шолом-Алейхема, Чертков снова обращается к Бинштоку, но, к сожалению, из этого послания сохранился только короткий отрывок:

Многоуважаемый

Владимир Львович,

К дополнению к моему сегодняшнему письму к Вам посылаю Вам только что полученное мною от г. Рабиновича последующее письмо. Высылаю его Вам для того, чтобы Вы ясно могли знать, какую именно путаницу нам следует распутать! Только показываю я Вам это письмо под одним непременным условием: чтобы вы отнюдь не вступали в объяснения с г. Рабиновичем помимо меня. Пишите непосредственно мне, а я буду или пересылать ему Ваши письма ко мне, или сообщать ему их содержание моими словами – как окажется тактичнее в каждом случае. Только потому, что я доверяю Вам в том, что Вы не отступите от этого моего условия, – решаюсь я же сообщать Вам письма Рабиновича ко мне.

Переписку с ним по этому делу необходимо вести мне лично, т[ак] к[ак] я перед ним отвечаю.

Из прилагаемого письма его вы увидите, что он уже знает о том, что Ваш перевод должен был появиться раньше окончательного назначенного им срока. Я ему объясню, как вышло это недоразумение, и объясню вам в следующем письме. Теперь спешу, п[отому] ч[то] почта отходит. Но я ему также сообщу, что, узнавши о произошедшем недоразумении, я принял меры, чтобы остановить преждевременное появление Вашего перевода. А потом я вам телеграфировал выпускать его, п[отому] ч[то] Рабинович телеграфировал мне так…[827]

На этом месте письмо обрывается. Речь и в самом деле шла о недоразумении, произошедшем из-за путаницы и из опасений, что будет опубликован другой перевод, принесенный неизвестно кем в редакцию «Le Temps». Биншток в подробностях восстанавливает весь ход событий в своем письме Черткову от 18 декабря н. с.:

Письма ваши – оба я получил вместе – очень меня огорчили, т[ак] к[ак], желая принести пользу, я, оказалось, сделал путаницу; но даю Вам слово, что я здесь ни духом, ни телом не виноват. <…>

По моему огорчению, в «Temps» от 5-ого появилась Бая сказка. В редакции мне объяснили, что это вышло, т[ак] к[ак] они поняли срок 12-ого как предельный, но не ограничительный; да и, кроме того, они торопились, т[ак] к[ак] им приносили перевод Бой сказки. Я сам видел в русской школе рукопись сказки «Асархадон»;