генпрокурора Сталину по делу Павленко была датирована 18 февраля 1953 года. Через несколько недель обстановка в стране существенно изменилась. Прекращение «дела врачей», запрет пыток, первые реабилитации, арест Берии и других руководителей госбезопасности и т. д. были явными сигналами о прекращении всеобщей шпиономании и снижении интереса руководства страны к массовым антисоветским делам. Это позволило Павленко и его сотрудникам избавиться от наиболее одиозных обвинений в шпионаже. Вместе с тем ни следствие, ни последующий суд над руководителями УВС не отошли от линии политических обвинений полностью.

Приговор руководителям

Определить точную численность осужденных по делу УВС, а также порядок работы соответствующих судов и трибуналов — задача, которую невозможно решить на основе доступных сейчас материалов. В одной из справок Главной военной прокуратуры говорилось, что на 20 марта 1953 года по делу было арестовано 72 участника организации и еще несколько не разысканы[699]. Как следует из обнаруженных документов, для вынесения приговора было организовано несколько судебных процессов. Помимо рассмотрения дела 17 руководителей организации во главе с Павленко военным трибуналом Московского военного округа в ноябре 1954 — апреле 1955 года, есть информация о еще двух судах.

В ноябре 1955 года тот же трибунал вынес приговоры 23 участникам организации, которые были признаны менее активными и значимыми, а в августе и сентябре 1956 года — пяти военным и гражданским служащим, имевшим, как считало следствие, особо тесные и корыстные отношения с Павленко. Таким образом, всего по этим трем процессам проходило 45 человек. Некоторые из арестованных по разным причинам смогли избежать суда. Другие осуждались индивидуально, Так, в справке прокуратуры говорилось, что часть следственных материалов на работников органов госбезопасности и милиции Украины, «снабжавших участников преступной организации оружием и паспортами и получавших от них взятки», была передана в МГБ[700].

Что касается основного судебного процесса по делу руководства УВС, то о нем имеется подробная информация. Дело рассматривалось военным трибуналом Московского военного округа в Москве в закрытом заседании с 10 ноября 1954 по 4 апреля 1955 года. В состав трибунала входили председательствующий и два народных заседателя — все военные. Обвинение поддерживали два прокурора Главной военной прокуратуры. Защиту — 14 адвокатов Московской городской коллегии адвокатов. Участвовали в заседании также три судебно-бухгалтерских эксперта. На скамью подсудимых попали 17 человек: Н. М. Павленко, И. П. Клименко, Ю. Б. Константинов, С. И. Туркин, А. Г. Губский, С. И. Литвин, М. Н. Федоренко, И. Ф. Костюченко, И. В. Невинский, Л. Г. Рудниченко, Я. С. Максименко, В. С. Алабушев, Г. В. Курицын, Ф. П. Губский, И. М. Пашун, П. Н. Монастырский, В. С. Чеховский[701].

На суде самым подробным образом рассматривались все эпизоды деятельности УВС и ее наиболее активных членов, начиная с периода войны, когда организация под названием УВР‐2 существовала в другом качестве. Особенно детальное внимание обращалось на последние четыре с половиной года работы Павленко и его сотрудников. Значительные усилия затрачивались на выявление договоров и порядка финансирования организации, ее официальных и коррупционных связей, случаев хищений, хулиганства и дебошей и т. д. Чтобы представить и оценить соответствующие материалы, опросить свидетелей, потребовались те полгода, в течение которых продолжался процесс.

Примечательной чертой суда и вынесенного на нем приговора можно считать окончательный отказ от обвинений в антисоветской агитации и создании вооруженной антисоветской группы. Прежде всего, на суде не получили развития попытки обвинить Павленко в создании вооруженной организации в повстанческих целях, сделанные на начальном этапе следствия. Наличие в составе УВС вооруженной группы объяснялось вполне объективно: «Созданная Павленко и его сообщниками вооруженная охрана из так называемых „солдат“ и „сержантов“ использовалась для маскировки всей преступной организации и предотвращения ее разоблачения»[702].

Характерный поворот получили на суде также попытки обвинить членов организации в антисоветской агитации и пропаганде, а Курицына, глумившегося над портретом Сталина, в подготовке террористического акта. Суд проходил в условиях начавшейся десталинизации репрессивной политики, что, несомненно, повлияло на действия всех сторон. Следователи уже не добивались от подсудимых любыми средствами безусловного подтверждения на суде показаний об антисоветских заявлениях и действиях, полученных на этапе следствия. Этот характерный для сталинского периода принцип теперь не работал или работал в смягченном виде.

Сами подсудимые, воспользовавшись этим, отказались на заседании трибунала от своих прежних показаний. Вполне в духе времени они заявили, что «на предварительном следствии оговорили себя и друг друга». Суд не отверг этот отказ. В результате, как отмечалось в приговоре, обвинение в том, что ряд подсудимых «проводили антисоветскую агитацию, пропаганду, клеветали на колхозный строй, слушали и распространяли иностранные радиопередачи „Голос Америки“ и „Би-Би-Си“ в судебном заседании не нашло подтверждения», поскольку было основано только на показаниях подсудимых, опровергнутых ими.

Невероятное превращение произошло также с многочисленными подробными показаниями о манипуляциях Курицына с портретом Сталина и его «террористических» высказываниях во время одной из коллективных вечеринок в 1952 году. Если бы обвиняемые подтвердили эти показания на суде, Курицыну мог грозить расстрел за терроризм. Однако на суде и по этому пункту произошел отказ от свидетельств, зафиксированных в протоколах допросов на стадии следствия. Подсудимые заявили: «Со стороны подсудимого Курицына они не видели случая, чтобы он допускал злобные антисоветские выпады и террористические намерения в адрес одного из руководителей Партии и Правительства, они и сам подсудимый не знают, кто был изображен на портрете, который Курицын перенес с окна на стол».

Правда, допрошенная на суде свидетель Г. Рудниченко показала, что ее брат, подсудимый Людвиг Рудниченко рассказывал ей «о глумлении Курицына над портретом одного из руководителей Партии и Правительства». Однако при проведении очной ставки в суде Людвиг Рудниченко «категорически опроверг эти показания своей сестры… и заявил, что он на совещании в городе Снятине не был и ничего своей сестре не рассказывал»[703]. Сам Курицын тоже утверждал, что «он террористических намерений не высказывал, а лишь перенес один портрет (кому принадлежит не знает) с окна на стол»[704].

В соответствии с этим суд счел основную группу подсудимых оправданной по соответствующим статьям «за недоказанностью предъявленного обвинения»[705]. В конечном счете обвинения в антисоветской агитации были предъявлены одному только Павленко, против которого по этому пункту дали показания другие арестованные, в частности его знакомые хозяйственные руководители.