Даша лежала без сознания на диване, а Саранцев обмахивал ее газетой. Старый врач констатировал инфаркт. Он откачивал ее часа два, уже не надеясь на благополучный исход, когда она неожиданно открыла мутные глаза и прошептала:

— Где Юра? Павел Викторович, позвоните его родителям. Наши друзья их охраняют. Скажите им «Недотрога просит приехать вместе с родителями», но не говорите, что Юры больше нет. Только из слова в слово, иначе они вам не поверят.

Закрыла глаза и снова впала в забытье. Доктор затряс головой, едва только Саранцев наклонился к нему:

— Я ничего больше не могу сделать! Понимаете, ни-че-го! В ней уже столько лекарств напичкано, что еще чуть-чуть и она умрет от передозировки. Вы понимаете? И шевелить ее нельзя. Теперь все зависит только от нее самой…

Доктор вздохнул и вышел, старательно пряча глаза от собравшейся на лестничной площадке толпы.

Вместо того, чтобы позвонить, Саранцев отправил в Муром своего заместителя на «Волге». Через сутки Ольга Игнатьевна и Григорий Наумович находились в квартире сына. Даша продолжала лежать без сознания. В части готовились к похоронам. А утром на следующий день, поездом, прибыли братья Горяевы, Шахтер, Тихоня и Даня. Полковник сразу же провел их к Дарье.

Сашок присел на корточки рядом с диваном, взял руку женщины в свою и тихо сказал:

— Даша, мы приехали. И остальные скоро будут. Мы телеграммы мужикам отбили. Неужели ты допустишь, чтобы мужа похоронили без тебя? Ты должна встать. Ты же сильная у нас. Ты много пережила, но должна пройти и через это горе с честью, чтобы найти того, кто направлял руку убийцы. Дашка, ты же должна отомстить!

Чуда не произошло. Женщина продолжала лежать, как труп. Разведчики вышли. Но через два часа Волынцева очнулась. Она посмотрела на сидевшую рядом с диваном Галину Константиновну и спросила:

— Мужики приехали?

Саранцева кивнула:

— Все здесь. И родители Юрия Григорьевича тут.

— Помогите мне привести себя в порядок. И принесите мне черный брючный костюм из нашей квартиры.

Через час она сама вошла в квартиру, где за столом сидели родители Юрия и разведчики. Ее лицо было бледно, а глаза мертвы. Первыми ее словами были:

— Чечня отняла у меня все. Испепелила душу. Клянусь, что буду мстить!

Ольга Игнатьевна кинулась к ней:

— Доченька, что ты говоришь? Разве их найдешь. Успокойся. Юру не вернешь. Так видно Богу угодно. А ты бросай свою службу, да поедем с нами в Муром. Там тихо, спокойно. Мы с Гришей уже не молоденькие, все тебе останется.

Женщина заплакала, прижавшись к ее груди. Но глаза Дарьи остались сухими. Она погладила худощавые плечи свекрови рукой и ответила:

— Поздно. Меня уже не остановить. Если со мной что случится — похороните с мужем. Не жалейте меня, он из-за меня погиб! Чеченцы мстили Шайтану, а Шайтан — это я.

Развернулась и вышла из комнаты. Твердо ступая, спустилась вниз и направилась в сторону клуба. Там окруженное венками, в гробу лежало тело Юрия. В изголовье застыли двое часовых с автоматами. Даша их даже не заметила. Она подошла и долго стояла рядом, гладя пальцами холодные щеки. Наклонилась и несколько раз поцеловала в мертвые губы. Протяжный тоскливый стон сорвался с ее губ. Часовые вздрогнули и переглянулись. Стремительно развернулась и вышла.

Сашок Горяев нашел ее в спортзале, вгоняющей ножи в манекен:

— Даша, пошли поешь. Ты двои сутки без крошки во рту. Завтра похороны, ты ведь не выдержишь. Пойдем.

Он хотел забрать ножи из ее рук, но она не позволила, швырнув их оба сразу: Один вонзился в горло, а второй в сердце. Горяев вздрогнул от страшного предчувствия. Женщина молча прошла к столовой. Сашок приволок ей от раздачи поднос с тарелками. Она ела машинально, не чувствуя вкуса, лишь бы от нее отвязались. Горяев тихо сказал:

— Даш, ехала бы ты в Муром. Глядишь, через год-другой все забудется. А там действительно, очень тихо. Люди вокруг хорошие живут, душевные. Знаешь, сколько они нам о тебе говорили! Едь. Мы с твоим полковником Саранцевым поговорим, он поймет.

Она взглянула на него пустыми глазами:

— Нет. Когда Артем погиб, Юра отогрел мою душу. Я знала его с тринадцати лет и верила ему. В моей душе больше нет воспоминаний, только ненависть.

— Эх, Дашка, Дашка! Хоть мы и старые друзья, но пойми, не могу я вместе с тобой открывать войну против чеченцев на российской территории. Не могу, понимаешь? Жена у меня третьего собирается рожать.

Она кивнула:

— А мне помощь в людях не нужна. Помогите собрать разведданные и уезжайте. Это моя война, вы свою отвоевали. Не жалей меня, Сашок. Я не хочу жить, но и банально нажать на курок не могу. Я должна отомстить тем, кто сделал меня такой. И я захвачу с собой еще не один десяток чеченцев, прежде чем исчезну.

Он судорожно сглотнул и спросил:

— Что надо узнать?

— Кто из питерских бандитов больше всех ненавидит черных? И по какой причине. Подходы к нему, где бывает, адреса. Желательно фотографию. Численность охраны. Ближайшее окружение. Только это.

— Ты собралась связаться с бандитами?

— Нет. Иметь бандитскую крышу.

Он немного подумал:

— Хорошо, я сделаю это…

Отряд на похороны командира прибыл в полном составе. Приехали даже Борис Васильевич и Анна Николаевна. Старый хирург и одинокая медсестра поженились совсем недавно. Разведчики несли гроб на плечах, так и не поставив его на приготовленную машину. Сами забили крышку и опустили гроб в могилу. Выдернули веревки. Родители Юрия бросили по горсти земли и Ольга Игнатьевна забилась в плаче на груди мужа. Григорий Наумович тоже плакал, только тихо. Все смотрели на Дашу, а она стояла, словно окаменев, у самого края. Она не наклонилась за комком нагретой солнцем земли, но что-то кинула в могилу. На гробе, как маленькая золотистая звездочка, лежал цветок бессмертника. Молодая женщина наклонилась, взяла ком земли, растерла его в ладонях и кинула вниз. Ее губы что-то прошептали, но только Сашок Горяев расслышал:

— Мы скоро встретимся…

Разведчики засыпали могилу, оставив аккуратный холмик, который завалили искусственными и живыми цветами. Взвод морских пехотинцев дал прощальный залп в воздух, вспугнув грачей и ворон с окрестных деревьев. Они со страшным гвалтом носились над верхушками берез. Люди начали расходиться. Братья Горяевы попытались увести Дашу от могилы, но она воспротивилась:

— Я посижу немного и приду, а вы идите. Обещаю, что приду.

Едва все исчезли, Даша присела на соседнюю могилу. Вытащила из кармана маленький пузырек, вытряхнула из него на ладонь прозрачную горошину и кинула в рот. В груди страшно болело, сердце билось какими-то рывками, дышать становилось все тяжелее. Открыв рот, она хватала воздух, пока нитроглицерин не начал действовать. Боль в сердце медленно утихала. Опираясь руками о землю, Даша встала и побрела с кладбища.