для переориентации политической обстановки в Германии тогда еще не пришло[305].

Свидетельством сколь хаотической тогда была ситуация, царившая как в Германии, так и в Прибалтике, является то, что в эти недели Железная дивизия имела собственного уполномоченного представителя в Берлине, который там пытался установить контакт с  национальными кругами и раздобыть денежные средства[306].

Решительный час

Момент принимать решения настал во второй половине августа, когда должен был начаться вывоз Железной дивизии вместе с 3-м батальоном 3-го Курляндского пехотного полка (фрайкор Рикхоффа). Явно неверно понятое известие, что дивизия должна будет вывозиться не в Штаде единым составом, а будет отправлена в самые разные части Германии[307], обострило обстановку окончательно. Теперь вбили себе в голову, что правительство не собирается исполнять данные дивизии обещания, переформировав ее в особую бригаду рейхсвера, и стали опасаться, что военнослужащие дивизии на Родине останутся без куска хлеба, что и бросило их в объятия радикализма. В штабе дивизии возникли сомнения и в истинных намерениях командующего корпусом. Были даже сделаны некоторые заявления, что приказы об эвакуации были отданы скорее для виду. Делались и попытки разъяснить сомнения, однако в отсутствие командующего корпусом и начальника штаба результатов они не дали. Поэтому влиятельные лица вынуждены были действовать по собственному усмотрению и из лучших побуждений. Они надеялись тем самым дать возможность командующему, когда он вернется, принять собственное решение.

В этих обстоятельствах командующий дивизией 23 августа решил не исполнять приказа о выводе войск. По телеграфу он дал указание 3-му батальону 3-го Курляндского пехотного полка выгружаться в Шавлях, что и было сделано, невзирая на протесты коменданта станции[308].

На этом, как было написано в боевом журнале дивизии, «камень и покатился с горы». Вскоре стало казаться, что обстановка развивается именно в том направлении, как и предполагали в штабе дивизии. Поначалу была видимость, что все идет хорошо. На прошедшем 24 августа совещании все командиры сплоченно выступили в поддержку командующего дивизией. Согласие изъявил и командир полка «Балтенланд» капитан-цур-зее Зиверт. Фрайкор Вайкхманна, который должен был выезжать вслед за батальоном Рикхоффа, также отказался от эвакуации. Среди солдат, узнавших из призыва майора Бишофа о его решении, тут же воцарилось ликование. Вечером в Митаве они устроили для командира дивизии факельное шествие. К этому движению присоединились и многие не входившие в состав Железной дивизии соединения. Вслед за факельным шествием в Митаве дело дошло до тяжелых столкновений с находившимися там латышскими частями. Военнослужащие полка Йены и батальона Дорна (из корпуса графа Келлера) ворвались в казармы и разоружили латышей.

Командование корпуса, куда майор Бишоф лично сообщил о своих распоряжениях, как и ожидалось, заняло негативную позицию. Полковник Фляйшер, заместитель графа фон дер Гольца, потребовал немедленного отзыва запрета на эвакуацию, майор Бишоф упорствовал в своем мнении. Вся ситуация оставалась в подвешенном состоянии вплоть до возвращения командующего корпусом, последовавшего 25 августа[309].

Граф фон дер Гольц в Кольберге и Веймаре

А он тем временем в ходе проходивших 18 и 20 августа совещаний в Кольберге и Веймаре сумел найти достаточно твердую поддержку его точки зрения[310], в частности, предотвратив вывод штаба корпуса в Восточную Пруссию. Командование в Кольберге также признало важность русского вопроса.

Представитель Верховного командования «Север» полностью солидаризовался с точкой зрения графа фон дер Гольца. Он настойчиво указывал на то, что войска в Прибалтике не могут оцениваться мерками довоенной армии. Длительную эвакуацию – до середины октября – он считал вполне оправданной в данной ситуации. Ведь иначе войска отойти упорядоченно не смогут. Далее он выступил с предложением, чтобы штаб корпуса был отведен в тыл только до Янишек, откуда все же можно было поддерживать прямой контакт и с войсками, и с германской миссией. Там командование корпуса и должно было оставаться до вывоза Железной дивизии, то есть до середины сентября, а затем отправилось бы в Тильзит. В вопросе о расселении он выступил за вариант предоставления земли на германской территории.

И если на совещаниях в Кольберге дошло до столь далеко идущего согласия между собой военных инстанций, на переговорах с германским правительством в Веймаре все так и осталось более или менее неясным. Правительство рейха хотело бы сохранить пассивность как по отношению к остающимся в Прибалтике солдатам, так и относительно снабжения для русских, одобрив оплату и довольствие для них на сентябрь месяц. Министр рейхсвера обратил внимание на возможность осуществлять снабжение через частные фирмы. Германский комиссар на Востоке и обер-президент Восточной Пруссии Винниг и ведущий советник из иностранного ведомства должны были оказывать содействие графу фон дер Гольцу.

Неоднократно высказывавшиеся в прессе, а также сторонниками правительства опасения, что из Прибалтики придет новая волна империализма и реакции, встретили решительные возражения командующего корпусом. Он сумел рассеять и всякие подозрения в связи с пассивным сопротивлением 6-го резервного корпуса процессу эвакуации.

Так что граф фон дер Гольц смог-таки вернуться из Берлина с впечатлением, что эвакуацию можно будет провести согласно его представлениям о ней. Личная составляющая прибалтийского вопроса привела к тому, что и маршалу Фошу в ответ на его повторные настояния пришлось ответить, что граф фон дер Гольц возвращается не в Митаву, а лишь примет по дороге свой штаб корпуса.

Требования войск в Прибалтике

Все эти перспективы и возможности рухнули разом, когда в Шавлях от выехавшего ему навстречу 1-го офицера Генштаба штаба корпуса граф фон дер Гольц получил донесение о событиях в Митаве, а в Майтене майор Бишоф и капитан Зиверт доложили ему о пожеланиях войск. Они были сведены воедино в записке майора Бишофа[311], главные положения которой гласили:

«Представляется, что германское правительство не намерено защищать права офицеров, унтер-офицеров и солдат, самопожертвованию которых оно обязано своим существованием.

Поэтому я, основываясь на мнении войск, полагаю своим долгом выступить в защиту их прав. Я собираюсь приложить все усилия, чтобы они оправдались. Поэтому я запретил дивизии эвакуироваться в Германию. Я вполне осознаю ту ответственность, которая в связи с этим на меня ложится. Подчеркиваю:

Мой поступок не направлен против правительства. Я не собираюсь устраивать контрреволюцию. Однако я позабочусь, чтобы мои войска получили то, что им полагается, и то, что они – видит Бог – заслужили.

Поэтому я требую соответствующих гарантий от германского правительства:

1. Зарезервировать не менее 30% мест офицеров, унтер-офицеров и солдат в тех новых бригадах рейхсвера, которые будут окончательно сформированы на Родине.

2. То же касается и мест в формирующихся