– Да, вижу.

– Так вот, там мощный кумулятивный заряд. Задергаетесь – я спрыгну, и мы взорвем вас на хрен. Понял?

– Понял, – ответил Спейд и слегка обернулся.

Увиденное его не обрадовало. Оказывается, вся рота «А» была в точно таком же положении – американцев держали на мушке неожиданно подошедшие вплотную вооруженные люди в штатском. И, похоже, их было много.

– Что вы от меня хотите? – спросил Спейд.

– Командуй своим, чтобы не сопротивлялись! – приказал крепыш и добавил: – И давай вылезай уже, сегодня ты точно приехал!

– Парни, делайте, что они говорят! – заорал Спейд.

– А теперь пошел! – приказал крепыш, вытягивая Спейда из люка за шиворот, словно морковь из грядки.

Едва подошвы Спейда коснулись мостовой, как несколько сильных рук приняли и умело обшмонали его, сняв танкошлем и снаряжение, параллельно связав ему руки за спиной. Вокруг все пришло в движение – военнослужащих из роты «А» извлекали из машин, обезоруживали, связывали и куда-то уводили. Сопротивляться никто из них даже не пытался. В толпе смотрели на действия неизвестных вооруженных лиц с плохо скрываемым одобрением, переходящим в ликование.

Вежливые зеленые человечки, подумал Спейд, уже?

– Aleksandr Mihalich, a wi govorili, chto ne wiydet! – сказал по-русски за спиной Спейда слезший с брони крепыш, обращаясь к стоящему поодаль тощему седому мужику незапоминающейся внешности, который выглядел несколько старше остальных собравшихся здесь вооруженных боевиков.

– Nu chto skasat, Seva, segodniya ti i tvoi rebiyata molodzi, – ответил седой и посмотрел на Спейда.

И в этот момент американский капитан неожиданно увидел за плечом седого рожу давешнего эстонца, который был ими пленен, но сумел сбежать. И вот теперь он стоял здесь, на этой улице, и довольно улыбался. Как его зовут, попытался вспомнить Спейд, кажется, капрал Арнольд Эльвесс?

– Он что, русский? – спросил Спейд у седого.

– Зачем же русский, – ответил тот на безукоризненном английском, только у него было явно ирландское произношение. – Эстонец.

– Но почему?! – невольно вырвалось у Спейда. – Сукин сын.

– Да, возможно, это сукин сын, но это наш сукин сын, капитан. Или вы думаете, что зеленой резаной бумагой способны расплачиваться за услуги только вы? Мы платили ему куда больше, чем смогло предложить Министерство обороны Эстонии. И здесь их таких много.

Поняв, что он, кажется, действительно в плену у русских, а кейс погибшей полковника Клингман (чей труп все так же мирно лежал на броне его «Страйкера» в застегнутом на молнию прорезиненном мешке) тоже, похоже, попал к ним, Спейд в изнеможении посмотрел на бледное вечернее небо над Тарту.

Там медленно нарезали круги два русских беспилотника, а выше них вытягивался двойной белесый инверсионный след направляющегося на север, к балтийскому побережью, разведчика «Су-24МР».

Сколько букв «н» в слове «Таллин»? Правильно, ни одной, потому что, если по совести, этот город всегда назывался «Ревель».

В общем, это была очень странная война, о которой никто в мире пока почти не говорил. При этом газ и нефть по-прежнему текли по трубам из России в Европу, и никто не послал никому официального протеста ни по какому поводу. То есть российские представители за последние двое суток, конечно, отправили западным «заклятым друзьям» десяток разнообразных нот протеста. Но текст ни одной из них до сих пор не был обнародован западными СМИ, таковы уж были нынешние дипломатия и «свобода прессы».

И никто в мире не знал, что делать дальше. То есть в Москве прекрасно знали, что будут делать дальше, но имели на этот случай много вариантов и потому ждали, пока чужой гроссмейстер наконец сыграет свое Е2-Е4, чтобы затем отреагировать адекватно – от простой рокировки до удара шахматной доской по голове. Но в Вашингтоне, где давно разучились даже делать первый ход королевской пешкой, натужно пытались думать о дальнейшем развитии этого запутанного шахматного дебюта, и решительно ничего хорошего тамошним самозваным бобби фишерам в голову почему-то не приходило – любой ход ухудшал позицию. В шахматах это, кажется, называется цунгцванг, и в такой позиции всегда умели играть в основном русские, вроде Алехина.

А между тем выбор надо было делать, и в данном случае семитская хитрожопость финансовой элиты США входила в явное противоречие с застарелым дебилизмом большинства вашингтонских конгрессменов и тупыми имперско-мессианскими амбициями президентской администрации. Не знавшие битв заокеанские книжные дети впали в депрессию.

И хотя фактически война уже шла, в НАТО ее никто не хотел даже публично объявлять, не то что вести.

Вечером 6 июня поступили первые сообщения о том, что в Прибалтике из числа несбежавших за границу депутатов местных сеймов и парламентов формируются новые «правительства национального спасения» Латвии, Эстонии и Литвы. Эти правительства немедленно высказали намерение объявить о нейтральном статусе и демилитаризации Прибалтики и выходе стран Балтии из НАТО, поскольку Североатлантический блок не выполнил ни единого пункта соглашений о совместной обороне.

В Брюсселе не могли решительно ничего поделать с этой ситуацией и закономерно выпали в осадок.

В Польше 6 июня события тоже развивались лавинообразно.

Количество беженцев на границах (особенно с Германией) начало стремительно увеличиваться, и это наряду с просочившимися в польские СМИ из германских источников странными сообщениями о радиационной опасности на севере и северо-западе вносило дополнительную нервозность.

6 июня в Варшаве состоялись масштабные антиамериканские демонстрации, при этом протестующие побили часть окон в посольстве США.

В этот же день в СМИ было объявлено о том, что Президент Польши Копаньский и Министр обороны Левандовский срочно вылетели в Брюссель «для срочных консультаций». Подробности не сообщались.

Председатель партии «Правая Справедливость» Ярослав Качиньский объявил, что «сегодня каждый польский патриот должен быть готов в случае необходимости уйти в леса для партизанской борьбы и противостоять ордам азиатских оккупантов, вспомнив о примере героев Армии Крайовы времен Второй мировой войны», после чего его частный самолет срочно вылетел в Лондон.

К утру 7 июня выяснилось, что местонахождение большинства министров польского правительства неизвестно. Как оказалось, у них вдруг обнаружились некие «срочные государственные дела» за пределами границ Польши. При этом, вылетая на эти самые «деловые встречи», многие из чиновников зачем-то прихватили с собой жен, детей, любовниц и все сбережения.

Престарелый «патриарх польской демократии» Лех Валенса немедленно дал СМИ обширное интервью по этому поводу. В эфир вышли только сильно порезанные из соображений политкорректности куски этого интервью, но даже там самыми приличными словами, которыми Валенса охарактеризовал сложившуюся ситуацию, были «паскудство» и «похабное скотство».