Жар прилил к щекам Грейс.

– Даже мне иногда позволено пригласить гостя.

– Гостя, – повторила герцогиня, не отводя взгляда от Эвана.

Тот смотрел на нее, и было трудно понять выражение его лица из-за тени, отбрасываемой маской, и приглушенного света в зале.

– Что ж, как чудесно видеть вас обоих. – Она помолчала. – Вместе.

Герцогиня отсалютовала им бокалом, отпила глоток шампанского и многозначительно взглянула на Генри.

– Идем, милый?

Тот широко улыбнулся, она взяла его под руку, и они двинулись сквозь толпу к лестнице, ведущей в верхние комнаты.

Грейс снова повернулась к Эвану. Тот задумчиво наблюдал за тем, как парочка удаляется, а потом перевел взгляд на трапецию в центре комнаты. Они несколько минут молча смотрели на гимнастку, затем Грейс сказала Эвану:

– Потребовалась целая неделя, чтобы установить эту трапецию, но я думаю, оно того стоило.

Он согласно пробормотал что-то, и она внимательно на него посмотрела, только теперь заметив, что он увлечен вовсе не гимнасткой.

Он рассматривал зрителей. Большинство из них были членами клуба, многие наслаждались куда более пикантными предложениями заведения, что часто случалось во время Доминиона.

По всему периметру располагались пары – а в одном случае даже троица, – на разных стадиях наслаждения. Ничего слишком откровенного, для этого имелись комнаты наверху, предусматривающие уединение, и несколько комнат на этом этаже, предлагающих отсутствие уединения, если участники черпали удовольствие в этом. Но эти пары расположились в креслах, прижавшись друг к другу, – женщины на коленях у мужчин, с задранными до колен юбками. Прямо напротив них Томас шептал что-то на ушко хихикающей графине К., изящно устроившейся у него на коленях. Грейс по опыту знала, что эти двое сейчас уйдут в отдельную комнату.

На другом конце зала в дверях стояла Зева, контролируя ситуацию, и в общем и целом в доме номер 72 по Шелтон-стрит не происходило ничего особенного.

Но казалось, что Эван не может оторвать от происходящего взгляд.

О чем он думает?

Желудок ее совершил кувырок, стоило предположить несколько вероятных вариантов, и далеко не все они были приятными.

– Вы слишком пристально смотрите, милорд, – сказала она, пряча беспокойство за дразнящим тоном.

Он даже не взглянул на нее.

– Не все мужчины тут гости.

Она вгляделась в его профиль. Он только что понял: номер 72 по Шелтон-стрит был не только одним из лучших клубов Лондона, но еще и одним из лучших домов удовольствий.

– Верно.

– И когда ты говоришь «удовольствие»…

– Оно бывает разным.

Он издал какой-то непонятный звук. Понимание? Неприязнь? Отвращение? Что-то еще?

– А когда мужчины, которые не являются ни персоналом, ни клиентами, видят, понимают, в чем дело, как их убеждают держать все в тайне?

Вот теперь она услышала, что это. Упоение.

Он не сердится.

Он заинтригован. И тут есть что-то еще. Судя по голосу… впечатлен.

Она улыбнулась.

– Попав сюда однажды, они быстро раскрывают то, что доставляет удовольствие именно им… и тогда им проще хранить секрет.

– Особые удовольствия? Какие, например? – спросил он, повернувшись к ней.

Грейс выдохнула, то ли облегченно, то ли потрясенно. Потому что там, в его глазах, она наконец-то увидела то, о чем он думает. Темные зрачки его янтарных глаз расширились от желания.

Ему это нравилось – мир, который она создала.

– Удовольствия вроде тех, что ты получаешь прямо сейчас, – негромко проговорила она. – Хочешь, найдем комнату и ты сможешь ее исследовать?

– Ты неправильно поняла, – сказал он. – Я не хочу наблюдать за ними.

– Не хочешь?

– Нет.

Она наморщила лоб. Почти десять лет работы с сексом превратили ее в специалиста, с легкостью угадывающего, чего хочет клиент. Обычно она не ошибалась.

– Ты хочешь, чтобы наблюдали за тобой?

Он помотал головой.

– Нет, если, конечно, этого не хочешь ты.

Ее охватило возбуждение от его желания заниматься этим вместе с ней. От вожделения в потемневших глазах. Она протянула руку, отвела с его лба белокурую прядь волос.

– Тогда что же?

Вдруг он раскрепостился и, наклонившись к ней, проговорил таинственно:

– Наблюдать за тем, как эти женщины получают наслаждение здесь, в месте, которое создала ты… – Он вытер рукой рот, и Грейс подумалось, что ей в жизни никогда ничто так не нравилось, как этот жест. – Мне хочется наблюдать за тем, как его получаешь ты.

Слова проникли глубоко, в самую ее сущность, и она внезапно тоже этого захотела.

Ей это потребовалось.

Она не стала колебаться.

Они то входили, то выходили из комнат, где выступали другие акробатки, музыканты и вульгарные певички, а толпы людей пили, ели и наслаждались шумным весельем. Прошли по длинному коридору, где стояли, сцепившись в объятии, еще две пары, зашли в театральный зал, где Настасия Критикос, занявшая сцену, выводила трели, исполняя арию, благодаря которой могла бы стать музой самого Моцарта.

Грейс оглянулась, предполагая, что Эван смотрит на диву, но тот смотрел только на нее. Едва их взгляды встретились, он притянул ее к себе и украл еще один поцелуй. У Грейс перехватило дыхание, а все мысли мгновенно выветрились из головы. Когда он отпустил ее, пришлось схватиться за лацканы его пиджака, чтобы устоять на ногах.

– Покажи мне, что еще ты тут придумала.

Они могли бы пойти еще в дюжину разных мест: в комфортабельные комнаты наверху, где каждая обставлена так, чтобы пробудить определенную фантазию; в катакомбы под зданием; в винные и сырные погреба; в оранжерею на крыше…

Но она не хотела вести его в места, принадлежавшие клубу.

Она хотела отвести его в место, принадлежавшее только ей.

Поэтому провела через небольшую комнату для игры в карты; там вокруг круглого стола собрались несколько аристократок, а француженка, которую Грейс отыскала на рыночной площади, переворачивала замысловато расписанные карты и предсказывала им будущее. Карты были разрисованы вручную, очень красивые, но не могли сравниться с самой гадалкой – та словно заглядывала прямо в душу своих клиенток и видела там их самые потаенные желания.

Все они были так поглощены происходящим, что ни одна не подняла глаз, когда Грейс и Эван прошли мимо, в угол комнаты, где Грейс отодвинула потайную щеколду едва заметной двери и потянула его прочь с Доминиона, на черную лестницу.