— По-моему, ты будешь лгать независимо от того, что я подумаю, заметила девушка. — А я тебя еще почтенным наставником называла…

— Постой, Норико! — воскликнул монах, когда девушка резко повернулась и мелкими шажками, как прилично служанке из хорошего дома, заспешила прочь. — Постой!

И, забежав вперед девушки, остановил ее силой.

— Как тебе не стыдно! — укорила его Норико. — Ты же должен соблюдать свои десять запретов! А раз ты ко мне прикоснулся — выходит, ты вовсе не монах?

— Монах, — глядя в землю и опустив руки, сказал Бэнкей. — Но я должен знать, что случилось тогда утром, перед тем, как меня нашли в пустом водоеме с головой гадальщика на груди. Если это ты нашла меня то, возможно, ты видела, кто сбросил меня туда, и тебе угрожает огромная опасность. А я не хочу тебе зла.

— Выходит, ты пробрался сюда и слоняешься между государевыми дворцами, чтобы спасти меня от какого-то зла? — в голосе Норико было явственное недоверие.

— Я не знаю, как объяснить тебе это…

Бэнкей, с одной стороны, знал, что незачем рассказывать женщинам про такие вещи, как поиск Пути. А с другой стороны — чем-то он должен был сейчас завоевать доверие Норико.

И тут он встретил взгляд кошки-оборотня.

Зверек глядел прямо ему в глаза, и Бэнкей мог бы поклясться — на миниатюрной мордочке играла неуловимая улыбка.

— Ты-то хоть на моей стороне? — взглядом спросил Бэнкей.

— Ты говори, говори, я тебя слушаю, — отвечал взгляд оборотня. Мне нравится тебя слушать. А если ты скажешь то, чему я поверю, то я, возможно, помогу тебе…

— Чему же ты поверишь, любезная барышня? — едва заметно усмехнулся монах. — Что же это такое должно быть, чтобы поверила кошка, да еще кошка-оборотень? Хотя странный ты оборотень — я же пальцами чувствую нечисть, а ты не вызываешь во мне той дрожи и того холода… И ты привела меня тогда к Рокуро-Куби, чтобы я защитил от них молодых господ…

— Ты говори, говори, — молча попросила кошка, — а я буду слушать и, надеюсь, услышу то, что мне надо…

— Слушай, Норико, я попробую рассказать тебе, почему я желаю тебе только добра и готов защищать тебя от всей нечисти, сколько ее ни летает по ночам, — сказал Бэнкей вслух. — Я, видишь ли, не всегда был монахом. Когда-то я был в свите знатного человека, и мы вместе побывали в Китае. А потом он стал наместником в одной из северных провинций, и я поехал с ним вместе…

— Ты тоже жил на севере? — заинтересовалась Норико.

— Прожил несколько лет. Я водил отряд, мы воевали с варварами. Ты же сама с севера и знаешь, что это такое. Я расставлял в горах караулы и набрел на крошечное селение. Там жила община, которой правили старые ямабуси — раз уж ты северянка, то нет нужды объяснять тебе, кто такие Спящие-в-горах. Господин знал про эту общину и не преследовал ее, хотя ближе к югу им не дают спокойной жизни. Господин был очень мудр и много в жизни повидал… Кроме сюгэндзя, которые обучались тайным искусствам и охраняли селение, там жило несколько крестьянских семей. Уж не знаю, как получилось, что все они жили вместе и прекрасно ладили… И в одном дворе я увидел девушку. Ей было четырнадцать лет. Я часто смотрел сверху на этот двор и видел, как она готовит еду, как нянчит младших братишек, видел даже как-то ее за утренним умыванием…

— И не стыдно тебе было подглядывать? — возмутилась Норико, но не повернулась, не ушла, а присела на помост галереи.

— Я хотел на ней жениться, — объяснил Бэнкей. — Я только боялся… боялся ей не понравиться… Знаешь, она была похожа на тебя — росточка невысокого, волосы чуть ли не до пяток, щечки кругленькие, блестящая челка… Конечно, ей было далеко до дворцовых красавиц. Я и тогда это понимал. Я ждал, чтобы она немного подросла и повзрослела.

— А ты говорил с ее нянькой? — осведомилась Норико. — Была же в том доме какая-то старая женщина, которая передала бы девушке твое предложение?

— Была, да только я никак не мог решиться… А если решился бы то не ходил бы сейчас с бритой головой, — признался монах. — Все было бы по-другому. Я уже попросил у господина разрешения жениться. Господин жил с семьей в хорошей усадьбе, он был настолько добр, что пообещал взять мою жену в дом, ты же знаешь, в усадьбах должно быть много женской прислуги. Госпожа и старшие дамы обучили бы ее всему, что нужно…

— Меня тоже сама госпожа обучала, пока была жива, — сказала Норико. — А потом, что было потом?

— Потом настал день, когда я занимался с молодыми воинами во дворе усадьбы, и вдруг прискакал гонец. Два отряда варваров вторглись в провинцию с гор. Мы сели на коней, разделились, господин сам возглавил один отряд, я повел второй, десяток мужчин на всякий случай мы оставили охранять усадьбу. Сколько можно было, мой отряд ехал верхом, потом мы оставили лошадей и пошли в горы пешком. Мы оказались возле того селения. Сюгэндзя защищали его изо всех сил. Мы сверху увидели, где они и где варвары. Сюгэндзя отступили к западной околице селения. Мы решили зайти с запада и юга, расстрелять варваров сверху из наших луков, а кто останется в живых — взять в плен. И мы действительно прикрыли отступивших сюгэгдзя своими стрелами.

— А девушка, что же было с девушкой?

— Ее захватили в плен. Когда я увидел, как отступающие варвары ведут с собой несколько девушек, в том числе и ее, я велел самым метким стрелкам пустить стрелы в горло похитителям так, чтобы не поранить девушек. И тут я совершил ошибку…

— Ты промахнулся? — взволнованно спросила Норико.

— Другое… Я не должен был сам стрелять в того варвара. Почему-то я решил, что обязан сам освободить девушку! — воскликнул монах, потряс сжатыми кулаками и бессильно уронил мощные руки. — Рука моя дрогнула… Одной стрелой я убил их обоих.

— И девушку? — не поверила ушам Норико.

— Она истекла кровью прежде, чем мы спустились в селение. Ей не было и пятнадцати…

Монах надолго замолчал.

— Твой господин должен был найти тебе другую жену, — рассудительно сказала Норико. — Он должен был дать тебе кого-нибудь из служанок в усадьбе.

— Он предложил любую. Я отказался.

— А напрасно, — совершенно по-взрослому заметила Норико. — Тебе нужно было просто поскорее получить другую женщину. А ты растравлял свои раны, пока не додумался пойти в монахи.

— Клянусь тремя сокровищами святого Будды, так оно и было,