Поздней осенью Ярицлейв Мудрый вернулся из похода на ляхов с великой славой и большой добычей. Харальд показал себя смелым воином и заслужил милость конунга. Вернувшись в Хольмгард, он подарил племяннику Маркусу скрамасакс, отнятый у министериала в стычке на берегу Нисы. Когда племянник увидел оружие, глаза его хищно блеснули. Он схватил кинжал и убежал, не поблагодарив дядю. Дочь конунга Эллисив очень обрадовалась красным янтарным четкам. На всякий случай он не сказал Эллисив, как раздобыл подарок, чтобы набожная дочь конунга не пожертвовала янтарные четки церкви Святой Софии в Хольмгарде.

Жена конунга Ингигерд устроила пир в честь благополучного возвращения супруга с войны. В палатах конунга были накрыты длинные столы для дружинников. Когда Харальд и сын ярла Рёнгвальд взошли на крыльцо, навстречу им выбежала Эллисив.

– Благодарю тебя за подарок, Харальд! – воскликнула она. – Но ты напрасно привез малый меч Гнусу. Он целыми днями размахивает острым оружием, и мы с сестрой боимся, что он случайно заденет братьев.

– Мужчина не должен расставаться с оружием, – наставительно изрек сын ярла. – Скоро для Магнуса придет время отправиться в свой первый викингский поход. Удел женщин – ждать возвращения мужчин.

– Гнус такой дурачина, что ему нельзя доверить даже деревянного меча, – гневно возразила Эллисив. – А ты, Рёнгвальд, хоть и высок ростом и бородат, но ни капельки не умнее Гнуса.

С этими словами дочь конунга показала сыну ярла язык, схватила за руку старшую сестру и увлекла ее в палаты.

– Справишься ли ты с такой супругой, Харальд? – засмеялся сын ярла. – Право, чем дольше я знаю Эллисив, тем больше сомневаюсь, что она подходит тебе. Все богатства Гардарики меркнут перед ее острым язычком.

Харальд ничего не ответил своему другу. Порой он говорил себе, что воину не пристало бегать за женской юбкой, и вспоминал Тормода Скальда Черных Бровей, запутавшегося со своими подругами. Но стоило ему увидеть золотовласую Эллисив, как благоразумные мысли покидали его голову.

Харальда и Рёнгвальда посадили на почетные места недалеко от конунга Ярицлейва Мудрого и его супруги. Ярославичи также почтили пир своим присутствием, не исключая совсем маленького Хольти, который крепко сжимал ручонками разноцветную вертушку на тонком стержне. Братья дули на лопасти вертушки, и она крутилась, приводя в восхищение младенца. Магнус гордо ходил вдоль стола и показывал гостям скрамасакс. Гости пробовали остроту клинка и восхищались подарком. Супруга конунга собственноручно угощала гостей. Кравчий наливал в братину мед или вино, и Ингигерд с поклоном посылала позолоченную братину кому-либо из знатных людей, благодаря его за верную службу конунгу. Гость вставал, кланялся, благодарил супругу конунга, отпивал из братины и передавал ее дальше по кругу. Было шумно и весело.

Вдоль стен стояли гудцы и гусляры, перебиравшие звонкие струны. Время от времени в палаты вбегали скоморохи в одежде, вывернутой наизнанку. Их лица закрывали расписные маски, называемые харями. Скоморохи плясали, выделывая замысловатые коленца, и встряхивали деревянными трещотками, представлявшими собой несколько дощечек, скрепленных веревками. Судя по хихиканью гостей, скоморохи пели что-то непристойное.

Когда скоморохи убежали, пряча под веселыми харями усталые лица, вперед выступил сказитель с гуслями в руках. Подняв к потолку невидящие очи, он запел старину. Говорят, что знаменитый скальд из Гардарики по имени Боян тоже был слепым, но мы этого точно не знаем. Равным образом мы не можем судить о его искусстве, потому что до Исландии не дошли его висы и драпы. Слепой сказитель долго рассказывал старину. Харальд уловил, что сказитель поет о неком богатыре, побивавшем новгородцев на Великом мосту. Он подумал, не о нем ли сложена песнь, и попросил дружинника Сбыслава перевести слова. Оказалось, что слепец пел о младом новгородце Ваське Буслае, набравшем дружину из пьяниц и безумников.

Допьяна напивался Васька, из озорства калечил прохожих. Которого возьмет он за руку – из плеча руку выдернет; которого хватит поперек хребта – тот кричит-ревет, на карачках ползет. Пошли жалобы великие. Говорит тут Василий Буслаевич: «Гой еси вы мужики новгородские, бьюсь с вами о велик заклад. Напущусь я на весь Нов-город битися-дратися со всею дружиною хороброю». Началась у них драка-бой великая. И дерутся они день до вечера. Младой Василий сын Буслаевич со своею дружиною хороброю – прибили они во Нове-граде, прибили уже много до смерти.

– Чем закончилась сага? – нетерпеливо спросил Рёнгвальд.

– Новгородцы пошли на мировую и принесли богатые подарки.

– Так я и знал! – удовлетворенно кивнул сын ярла. – Торговцы из Хольмгарда спесивы, но слабы в коленях. Мы им намяли бока! Жаль только, что конунг не разрешил иссечь их мечами! Меч и секира – вот оружие воина. Что там ваш Буслай? Прославился в настоящих битвах или так и потратил жизнь в кулачных драках?

– Слепой спел, что он собрался в Святую землю, во град Иерусалим. Смолоду много бито, граблено, под старость надо душу спасать!

– Чего их всех тянет в Йорсалир? – подивился сын ярла. – Хотя, если подумать, там собираются паломники со всех концов света. Можно знатно пограбить отставших и обессиленных.

Певец закончил старину. Ярицлейв Мудрый бросил ему серебряник. Слепой ловко поймал его на лету. Конунг подмигнул Харальду:

– Погляди на хитреца! Прикидывается слепым.

Гости, заслушавшиеся сказителя, зашевелились. По столам вновь пустили братины с медом. Все зашумели, перебивая друг друга. Дружинник Сбыслав Якунович рассказывал о схватке с рыцарями. Магнус прислушивался, подбоченившись и играя скрамасаксом. Когда Сбыслав закончил повествование о том, как они с Харальдом и Рёнгвальдом прорвались сквозь ряды рыцарей, Магнус презрительно заметил:

– Вы бежали от саксов, вместо того чтобы остаться и дать им бой.

– Саксов было намного больше, – объяснил дружинник. – К тому же к ним подошло подкрепление из-за реки.

– Только трусы считают врагов! – надменно возразил Магнус.

– Княжич, когда ты подрастешь и оставишь женскую титьку, я выслушаю твои попреки, – улыбнулся в усы Сбыслав Якунович.

Сидевшие рядом дружинники встретили его слова обидным смехом. Магнус вспыхнул как маков цвет. Дружинник продолжал дразнить отрока. Поднеся к устам братину, он с издевкой сказал:

– Пью за твое здоровье, княжич. Жаль, что ты не можешь выпить за мое. Ведь это крепкий мед, а не материнское молоко.

Сбыслав припал к меду. Кадык на его шее двигался с каждым глотком. Чтобы допить остаток хмельного напитка, он запрокинул голову назад. В это мгновение Магнус бросился вперед и наотмашь полоснул острым кинжалом по шее дружинника. Кровь брызнула струей, смешавшись с медом. Сбыслав уронил братину, схватился за горло, пытаясь остановить кровь, но она лилась неудержимым потоком, окрасив красным цветом его вьющуюся русую бороду и нарядное платье. Дружинник пошатнулся и рухнул на стол. Его могучее тело забилось в предсмертных конвульсиях, сбрасывая со стола серебряную посуду.