* * *

К полудню они оставили позади раскисшую от дождей почву И выехали к длинному крутому склону, который отделял вересковые пустоши с их бездорожьем от более обжитых земель на юге. Когда впереди показались покрытые зеленью холмы, Рольф и Эдвин отважились нарушить долгое молчание — Сегодня ночью нам наконец удастся выспаться как следует, — заметил Эдвин — Если дорогу не размыло дождями, мы преодолеем оставшиеся десять миль еще до захода солнца.

Джоанна кивнула — И будет лучше, если вы оставите все угрозы и переговоры о ночлеге на нашу долю, — добавил молодой Рольф.

Джоанна взглянула на лица своих спутников и заметила на них плохо скрываемое раздражение.

— Вы хотите сказать, что намерены сами везти наше серебро?

— Дело не в серебре, — ответил Эдвин. — Просто негоже женщине сидеть перед очагом и на виду у всех затачивать кинжал, угрожая прирезать каждого, кто осмелится близко подойти к ней.

— Однако это подействовало. Они оставили нас в покое и не пытались обчистить наши седельные сумки. И наши животные утром были нам возвращены в целости и сохранности.

Эдвин упрямо продолжал гнуть свое:

— И все же будет лучше, если впредь вы не будете забывать, что мы мужчины и охраняем вас. Женщине не подобает вести себя подобным образом…

— Если даже они приняли меня за волчицу, явившуюся, чтобы задрать их ягнят, меня это нисколько не волнует. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помешать этим людям нас ограбить, и если вид женщины, готовой в любой момент пустить в ход кинжал, уже дает им повод для колебаний, то мужчины, которые путешествуют вместе с ней, тем более должны держать их на расстоянии. — Она взглянула на их хмурые лица. — Ну же, давайте, выкладывайте все начистоту. О чем вы там шепчетесь между собой?

Молодой Рольф осадил свою лошадь и поравнялся с кобылой Джоанны.

— Тут все не так просто, как вам кажется, — ответил он. — Прошлой ночью, когда вы уже уснули, хозяин усадьбы спросил меня, не лишились ли вы, часом, рассудка и не собираетесь ли прирезать его прямо в постели.

Джоанна усмехнулась:

— Вот видите! Это помешало ему позариться на наше имущество.

— Говоря по правде, Джоанна Мерко, тот человек сказал нам, чтобы на обратном пути мы держались в стороне от его земель. Если вы и дальше будете так стращать людей, то мы можем оказаться для них нежеланными гостями, когда будем возвращаться домой — с Паэном, разумеется.

— Когда Паэн снова окажется рядом со мной, меня абсолютно не будет волновать, каким путем мы доберемся до Гандейла. Если вам угодно, я могу пустить в ход остаток серебра, полученного от вашего отца, чтобы купить себе маленький домик в Ноттингеме и сказать Паэну, что не желаю отлучаться из города.

Эдвин, искоса взглянув на Джоанну, расхохотался.

— Смейтесь сколько вам угодно, — заявила Джоанна, — но, как только Паэн снова будет в безопасности, я согласна поселиться прямо на улицах Ноттингема, лишь бы уберечь его от беды.

Эдвин вздохнул:

— А кто нас убережет от беды, когда Паэн узнает, что мы привезли вас в осажденный город? Он поцелует вас при встрече, Джоанна Мерко, а затем набросится на нас с обнаженным мечом из-за того, что мы посмели так рисковать вашей жизнью!

— Сначала мы вызволим его, а потом подумаем, как лучше укротить его гнев. Эдвин снова вздохнул.

— А что вы будете делать, если король не поверит вам, что вы действительно Джоанна Мерко? Вдруг он решит, что вас специально наняли для того, чтобы выгородить Паэна…

— Я сделаю все, чтобы он мне поверил. Кроме того, если там окажется Молеон, я уверена, что он меня узнает. Он всегда был щепетилен в вопросах чести — по крайней мере до сих пор.

— Дай Бог, чтобы так оно и случилось. Но лучше бы вам оставить свой кинжал у нас, прежде чем вы обратитесь с ходатайством к королю.

Джоанне показалось, что она слышит рядом с собой смех Паэна. Ради его спасения она взяла в руки кинжал, чтобы припугнуть хозяина усадьбы, и сделала это настолько успешно, что теперь Рольф и Эдвин всерьез опасались, что она может ввязаться в драку в присутствии самого короля Ричарда. Да, это была уже не та женщина, которая в далекую памятную ночь Самхейна покинула замок Рошмарен.

* * *

В десяти милях от Ноттингема они столкнулись с толпой горожан, спасавшихся бегством от войск короля Ричарда, которые осадили замок, а теперь пытались взять его штурмом. Длинный ряд повозок и людей, медленно бредущих по дороге, тянулся так далеко, насколько мог видеть глаз, и никто из них не в состоянии был предсказать, каким окажется следующий шаг короля.

Штурм был коротким, но беспощадным, я ярость короля еще более усиливало то обстоятельство, что его подданные в Ноттингеме не оказали ему подобающего приема, когда он появился у их ворот. Жители города оставались верными Иоанну и, заслышав звуки труб королевского кортежа, поверили в то, что их осаждает армия мятежников, возглавляемых дерзким самозванцем, выдающим себя за короля Ричарда.

Джоанна уже слышала рассказы о том, как несколько охранников короля были застрелены лучниками с городских стен Ноттингема, и об ужасе, обуявшем воинов, когда они поняли, что перед ними не самозванец, а их законный король, людей которого они убили в нескольких шагах от его шатра. Когда же Ричард схватил лук и колчан и встал на виду у всех перед городскими укреплениями, осыпая бранью и стрелами защитников Ноттингема, жители решили покинуть город из страха, что разгневанный монарх прикажет учинить на его улицах кровавую резню, как только воинам удастся пробить брешь в воротах.

Джоанна выслушивала все эти леденящие кровь рассказы с поразительным а данных обстоятельствах спокойствием. Город сдался только на рассвете, и если ей повезло, то у короля Ричарда еще не было времени, чтобы вникнуть в подробности обвинений, выдвинутых против Паэна. Мысль о том, что Паэн мог погибнуть во время осады, она вообще отказывалась допускать. Только когда впереди показалась огромная скала, на которой располагался Ноттингемский замок, и они увидели ряд виселиц за его воротами, Джоанна наконец дала волю слезам. Не исключено, что обвинения Молеона и королевское правосудие уже решили судьбу Паэна.

На виселицах уже болталось около двадцати трупов, но лица мертвецов были скрыты от тех, кто вынужден был на них смотреть, слоем жирного пепла, поднимающегося от тлеющих руин городских строений. Стая ворон, рассевшихся на поперечной перекладине и взиравших сквозь клубы дыма на проходивших мимо, оглашала округу пронзительным карканьем.

В самом конце пути, где дорога становилась круче перед подъемом на скалу и виселицы стояли скорбными рядами, какая-то женщина в рваном шелковом платье разговаривала с казненным; ее речь представляла собой невообразимую смесь из нежных слов и проклятий. Она устремила невидящий взор на Джоанну, пробормотав что-то бессвязное в ответ на ее вопрос, после чего снова повернулась к виселице, обращаясь к трупу, болтавшемуся на ней. И тут Джоанна заметила, что число казненных было намного больше двадцати: вокруг стен Ноттингема стояли и другие виселицы, тела с которых были уже срезаны и свалены в кучу рядом с поспешно сколоченными остовами. Многие люди нашли в тот день смерть от рук мстительного монарха — слишком многие, чтобы их можно было пересчитать.