Укрепившись на этой точке, Петр Романович вернулся в Копьевский (ее окна темны), во двор (темны), проверил время — двенадцать. Неуместное совпадение ему не понравилось. Он постоял под фонарем, вновь переживая припадок страха: сейчас раздастся крик. Раздались гулкие шаги в тоннеле, и в овальном провале возник Поль. Опять Поль! Юноша в светлых одеждах стоял, как ангел у черных врат, вдруг аффектированным жестом поднял правую руку и поманил двоюродного брата. Тот, как зачарованный, пошел к нему, за ним — в тоннель, в переулок, на перекресток, мимо знаменитого пруда, памятника баснописцу. наконец очнулся от гипноза, нагнал, рявкнул:

- Что ты тут делаешь?

- Як тебе шел и очень удачно встретил.

- Зачем?

- Надо навестить Ангелевича, безотлагательно.

- Зачем?

- Узнаешь.

- Какого черта ты устраиваешь эти розыгрыши.

- Сейчас все узнаешь.

Петр Романович почему-то покорился.

- Я машину в Копьевском оставил. (к окончанию школы дядя одарил сына «москвичом») Вообще тут недалеко.

- Все равно. (Братья двинулись бодро, в такт ускоряя шаги.) Поль, ты за мной сегодня следил?

- Не за тобой.

- А за кем?

- Слушай! Как все напоминает вчерашнюю ночку, а? Наверху свежего покойника. случаем, нет?

- Я не поднимался, ты помешал.

- Если что, — добавил Поль беззаботно, — мы гуляли вместе. Для алиби.

- Твое шутовство меня утомляет.

- То ли еще будет! Ты бывал в «Китеже»?

- Мы, скорее, в Вавилоне живем.

- Я про заведение Ангелевича.

- Он бы еще «Святой Русью» свой кабак назвал!

- Валера старше тебя, а шагает в ногу с жизнью.

- Ну, ты тоже живчик. «Мертвая голова».

- Заговариваешься? Я — не тоже. Я знаю, чего стоит смерть, я не раз умирал. Глянь, пришли!

От волнения Петр Романович плохо ориентировался в происходящем и, уже поднявшись по пологим ступенькам двухэтажного особняка, спохватился:

- У меня с собой денег нет!

- Это пусть тебя не волнует. В конце концов, мы с тобой.

- Я, пожалуй, не пойду.

- Как хочешь. Я не «сторож брату своему».

Прозвучало многозначительно, Петр Романович вслед за братом прошел в вестибюль (в сени — в ностальгическом стиле русской избы), где они сразу натолкнулись на вышедшего из незаметной дверцы Ангелевича.

- Вы как тут?

- А что? — лукаво уточнил Поль. — Мы заплатили. Или вам клиенты не нужны?

Какую-то секунду сосед

сосредоточенно смотрел на Петра. Прищурился, и легкая улыбка тронула тонкий рот.

- Да пожалуйста. Куда угодно: в бар, в зал, в отдельный кабинет?

- В зал!

В сопровождении владельца братья спустились (ступеньки вели не вверх, а вниз: подъем пологий, спуск крутой), вошли в вертеп, где в чаду горели свечи в позолоченных канделябрах и клиентов было полным-полно, преимущественно мужчин. Ангелевич усадил вновьприбывших за столик почти у выхода и как-то незаметно скрылся.

Возник «половой» в белой косоворотке с полотенцем через руку, они заворковали с Полем. Петр Романович не слушал, он сидел, опустив глаза, замкнувшись от волнения в неприступную крепость. «Водки?» — донесся вопрос. — «Да, водки».

Откуда-то издалека нежно зазвенела «Во поле березонька стояла.». Утонченное извращение в стилизованном «Китеж-граде», подумалось со злобой, а Поль верно и вдохновенно выпевал: «белую березу заломаю, люли-люли, заломаю, люли- люли.»

- Заткнись!

Дальше произошло то, к чему подсознательно Петр Романович был уже готов: на высокие подмостки противоположной стены выплыла Варенька в пышном сарафане из парчи, вышитом каменьями, в браслетах, серьгах и ожерелье, и присела в «придворном» реверансе. Завсегдатаи захлопали, а она закружилась, постепенно ускоряя темп, расплетая золотую косу и разоблачаясь.

- Классный стриптиз, народно- патриотический, — доложил Поль. — Выпей водки.

- Обойдусь, — процедил Петр Романович, внимательно наблюдая. «О, соле мио! — думал он. — Солнце мое!» кузен одобрил:

- А ты крепкий орешек. Захватывающий фрагмент: богослов и «вавилонская блудница». — Поль обожал Священное Писание. — Помнишь жену на звере в драгоценных камнях и золоте?

- Апокалипсис, — уточнил Петр Романович, машинально поддержав фантастический поворот диалога в подземном кабаке. и мелькнул еще образ чаши в руках «жены» — золотой чаши, наполненной «мерзостями и нечистотою блудодейства ея».

- А впрочем, чего тайны колыхать? Там вечность, тут «порно». — Поль выпил. — Я сразу почуял, вчера опоздал, а сегодня выследил. Видал, какое у них с Ангелевичем алиби?

Петр смотрел на сцену, где в разноцветно мигающих огнях изгибалась в непристойных позах Варенька, уже вполне голая. Физическое отвращение комом подступало к горлу, но надо вытерпеть до конца, чтоб укрепить реакцию, утвердить в душе это тошнотворное чувство.

- Слушай, идея! Мы можем нанять ее отдельно, чтоб она разделась у нас на столе.

- Тебе этого мало?

- Великолепное унижение. Она наверняка откажется, но узнает, что ты здесь.

- Кончай, садист. Мне уже ничего не нужно, я освободился, — сказал Петр Романович хладнокровно, словно верный диагноз поставил, и поднялся. — Ты остаешься?

- Досмотрю!

Шоу заканчивалось, стриптизерка стояла на краю сцены, а самые распаленные самцы с криками толпились у ее ног.

- Что значит «кровь на мертвой голове»?

- Чего-чего?

- Орудие убийства.

Ипполит глядел с испугом.

- Ты мне звонил часа два назад?

- Нет. Честное слово, нет! — ответ непривычно серьезен. — Я ее выслеживал. А что случилось, Петь?

Петр Романович, не отвечая, бросился к выходу, на пороге подвала оглянулся — бесстыжая девка смотрела в упор, кажется, узнав, — пожал плечами и удалился. В целом довольный собою: ни боли, ни гнева, ни даже ревности — блаженное бесчувствие. Итак, любви было отпущено ему скаредно — на два дня.

Значит, так надо. Очиститься от грязи (тут кстати подвернулась молитва, застучало в голове: «вся моя грехи, яже содеях. делом словом, помышлением, слухом, зрением, обонянием, вкусом, осязанием и всеми моими чувствы, душевными вкупе и телесными.» — да, весь он был пленен, весь!) и поблагодарить Его за столь быстрое и легкое освобождение. С пустым сердцем он и не заметил, как очутился дома.

В прихожей — вспомнил вдруг и ощутил — мерзкий запах роз (его подташнивало). Вспомнил все — давешний звонок и страх. С намерением избавиться и от цветов Петр вошел в маленькую комнату, включил свет. На полу возле качалки лежал ничком человек из сна, в коричневом с «искрой» костюме, вокруг головы — уже засохшая лужица крови. Мертвая голова в крови!