– Будьте великодушны, мистер Нок, – покачала головой Леона. – Будьте великодушны.

– Кем же надо быть, чтобы «одолжить» свою собственную дочь Селене и Грацелле, даже если они родственники? – грустно покачал головой Норбридж. – Трудно себе представить! Если есть какая-нибудь возможность разыскать их, я обязательно это сделаю. И не удивлюсь, если они состряпают какую-нибудь новую схему, чтобы вернуться сюда.

Он посмотрел на Элизабет.

– Согласен с тобой, что Лану винить не за что. Если я смогу ей чем-нибудь помочь, то помогу.

– Может, я смогу её навестить, когда ей будет лучше? – предложила Элизабет.

Норбридж не ответил, но медленно и очень грустно кивнул.

– Что стало с Селеной? – продолжала расспросы Элизабет.

Норбридж наклонился к ней, глядя в пол.

– Получила шесть футов земли на кладбище в Хевенворте. Точно и окончательно. Не то чтобы я предлагал тебе лично в этом удостовериться, но всё так. Я лично был на похоронах.

– Вы уверены, что Грацелла больше не представляет угрозы? – спросил Фредди. – Она побеждена окончательно, бесповоротно?

По мнению Элизабет, это была самая странная часть истории, которую Норбридж поведал ей и которую девочка приняла. Выглядело всё это весьма зловеще. После того, как в туннелях под «Зимним домом», где была обнаружена ледяная статуя, всё привели в порядок, когда Норбридж увёл оттуда Элизабет, а Лану перенесли в больницу, когда убрали тело Селены, Грацелла осталась лежать на прежнем месте. Пятеро мужчин, которые пришли туда с Норбриджем, Сэмпсоном и Джексоном, не смогли поднять это тело. Даже когда они призвали помощников, безжизненные останки ведьмы сопротивлялись попыткам сдвинуть его с места. Всё – и тело, и одежда – стало крепче скалы, словно в тот момент, когда ведьма испустила дух, она превратилась в камень. Теперь всё, что осталось от Грацеллы, поверженной на каменном полу, больше напоминало скульптуру, чем умершего человека, который когда-то жил, двигался, говорил.

Посоветовавшись с Норбриджем, все пришли к выводу, что иного выхода, кроме как оставить её на этом месте, просто нет. Поэтому вокруг возвели бетонную стену, замуровали её окаменевшее тело, а туннель с обеих сторон заложили каменными глыбами и залили цементом. Даже если с вероятностью один шанс на миллион окажется, что Грацелла по-настоящему не умерла, ей не удастся выбраться из подземной комнаты, в которой она проснётся в очередной раз.

– Скажу так, – отвечал Норбридж. – Мы сделали всё возможное, чтобы от неё защититься. Всё, что мы в состоянии предпринять. Но будем бдительны!

От одного упоминания имени Грацеллы Элизабет мысленно перенеслась в туннели глубоко под «Зимним домом» – в тот миг, когда она смотрела в холодные глаза колдуньи и слушала её слова. Воспоминание было слишком живым и слишком пугающим. Она несколько раз обсуждала это с Норбриджем, но переживание не утихало, оставаясь таким же интенсивным, таким же обескураживающим и пугающим, как в тот миг, когда события развивались на самом деле.

Единственное, о чём она не рассказывала Норбриджу – ни единым намёком не упомянула об этом за всё время в «Зимнем доме», – это соблазн, повторяющийся и навязчивый, всплывающий в сознании с самого начала этих каникул, соблазн, который сопровождал её всё то время, пока девочка шла по туннелям, пока стояла лицом к лицу перед Грацеллой.

– Но ты ей так и не ответил, – мягко, но настойчиво произнесла Леона.

Элизабет, слегка смущённая этими словами, была рада возможности побыстрее отвлечься от мыслей о Грацелле.

Норбридж резко повернулся к своей старой знакомой и с наигранным раздражением, которое он изо всех сил пытался удерживать на лице вместо привычного радостного и приветливого выражения, проговорил:

– И в чём это заключался вопрос, на который я не ответил, мисс Спринджер?

– Кто будет проводить демонстрации после того, как Фредди уедет?

Всем показалось, что Норбридж не ожидал такого поворота и оказался не готов к вопросу.

– Не думал об этом, – он растерянно развёл руками.

– Почему бы не Элизабет? – предложил Фредди.

Девочка тотчас почувствовала неуверенность.

– Подожди, Фредди. Об этих вещах я ничего не знаю. И потом, я же буду в школе.

– Она права, – ответила Леона. – И как же её многообещающая карьера в качестве моего помощника…

– По выходным! – воскликнул Фредди. – Только пару раз по субботам и воскресеньям!

Он посмотрел на Элизабет: – Что скажешь?

– Может, тогда ты покажешь ей верёвки и всё это управление, чтобы Элизабет приняла взвешенное решение? – предложил Норбридж.

Фредди поднял обе руки и посмотрел на Элизабет.

– А? Что ты думаешь?

– Думаю, можно попробовать, – ответила девочка.

– Ты ведь скоро будешь управлять всем этим отелем! – подметила Леона с тихой усмешкой.

Элизабет засмеялась вместе с Леоной и в очередной раз подумала о тех ощущениях, которые испытала, когда эти слова впервые произнесла Киона. В этой перспективе было что-то одновременно желанное и пугающее. Такого развития событий она никак не могла ожидать ещё две недели назад.

– Но я совсем недавно начала здесь жить, – заговорила она. – И не думала всерьёз, чтобы чем-то таким управлять.

Норбридж посмотрел на Леону.

– Лично я не собираюсь в ближайшее время никуда уходить, – гордо и кичливо произнёс он, подняв подбородок. Потом помолчал и продолжил уже серьёзно: – И всё же, рано или поздно, здесь потребуется человек, который будет управлять всем этим достоянием.

– А как же то, что ты мне рассказывал когда-то о «Зимнем доме»? – напомнила Элизабет. – Что это больше, чем просто отель?

– Верно, – подтвердил Норбридж. – Здесь, в «Зимнем доме», есть… как сказать…

Он посмотрел на Леону:

– Ты рассказываешь лучше, чем я. Можешь объяснить?

– Мы одни из девяти, – просто и чётко проговорила Леона.

– Что? В смысле? – Элизабет показалось, что она что-то плохо расслышала.

Леона кивнула.

– Да-да, это так. Одни из девяти. Я знаю, что это может прозвучать, как язык племени мумбо-юмбо, но в мире есть девять мест, где живёт дух доброты и где его надо защищать. «Зимний дом» – одно из таких мест.

– Вы шутите? – удивился Фредди. – Это звучит как-то…

– Нелепо и странно, – кивнул Норбридж. – Из ряда вон, может быть. Даже как-то ошеломляюще, если прибегнуть к высоким словам.

– Это не высокий стиль, а эмоциональный, – поправила Леона. – Но он прав. Я бы тоже не поверила, не восприняла бы всерьёз, если бы мне такое сказали.

Элизабет покачала головой. Затем быстро прижала руки к вискам: