— Спасибо, Юрий Васильевич…

— Пока не за что, мы ещё не знаем, чего ждать от вашей протеже… А что касается песни «Этот город», то я предлагаю отдать её Магомаеву. Мы уже вчера пробовали, она буквально создана для него.

— Ну если так… Тут я возражений не имею.

Засим мы и распрощались. Чуть позже я лежал на своей кровати с закрытыми глазами и думал. Вот ведь, придумали же все эти Союзы… На загнивающем Западе званий не дают, а звёзд Голливуда и музыкантов типа Синатры знает весь мир. А Чайковский и Мусоргский? Они ни в каком Союзе композиторов не состояли, но их музыка вот уже почти сто лет является достоянием мировой общественности. Равно как и Пушкин с Гоголем нигде не состояли и взносы не платили в отличие от какого-нибудь Задрищенского-Мухосранского, с гордостью демонстрирующего направо и налево свою членскую книжку. А что сделаешь? Таковы реалии советского образа жизни. Чтобы куда-то пробиться — нужно где-то состоять. Хоть в партии, хоть в Союзе композиторов.

На следующий же день я вручил Полине телефон Силантьева, и она аж запрыгала от восторга.

— Я буду петь на правительственном концерте! Женька, скажи, что ты не пошутил!

— Да разве такими вещами шутят? Другое дело, что ничего ещё не решено. Всё будет зависеть от того, как ты себя покажешь Силантьеву. Так что пока особо не радуйся, а лучше репетируй с «ЭВИА-66» песню до отъезда. Или дома простой пой, если хозяйка тебя не выгонит, — усмехнулся я. — Но не переборщи, связки перед прослушиванием у Силантьева должны отдохнуть. А так сама знаешь: никакого мороженого, семечек и прочих вещей, противопоказанных In cantu Homo.

— Чего?

— In cantu Homo, в переводе с латыни «Человек поющий».

— А-а-а… Понятно.

После возвращения с юга нам с Полиной удалось нормально уединиться лишь однажды. Случилось это, как и в первый раз когда-то у родника, на природе, только на этот раз на берегу озера Шарташ под Свердловском, куда мы выбрались вчетвером вскоре после моего возвращения из Асбеста, поесть шашлыков, попить пива и… Ну, вы сами догадались. В общем, погода шептала, и мы с Полиной, отойдя где-то на полкилометра, прилегли на травку. Подозреваю, что Вадим с Настей тоже время зря не теряли, так как, когда мы вернулись, то у места стоянки их не обнаружили. Они появились минут через десять, отчего-то покрасневшие и смущённые.

— А мы смотрим — вас нет, хотели уже искать вас идти, — заявила с наигранным простодушием Полина.

— Да мы это, грибы ходили искать, думали, может что найдём, а там одни поганки, — сказал, как мне показалось, первое, что пришло в голову, Вадим.

В Москву она поехала в последнюю неделю августа, а вернулась 31 августа, аккурат накануне первого учебного дня. Ну как учебного… Не только политехники, но и музыканты сентябрь должны были отработать на уборке картофеля. Меня, к счастью, это не коснулось, у меня была железная отмазка — предстоящее первенство «Буревестника». А вот Вадиму и Полине с Настей пришлось отправляться в колхоз, правда. в разные. Наш политех шествовал над колхозом «Путь к коммунизму» Кособродского сельсовета, а музучилище из года в год отправляло своих студентов в колхоз «Победа» Арамильского района. Ничего, физический труд полезен. Да ещё если он на благо Родины.

А мы с Казаковым 7 сентября в 14.20 вылетели из аэропорта Кольцово в Тбилиси. В столице Грузинской ССР приземлились через три с половиной часа.

Отсюда сразу отправились на автовокзал Ортачала — до Кутаиси нам предстояло добираться на рейсовом автобусе. Расстояние между городами по трассе 230 км, не на самолёте же лететь.

Кстати, нам выдали по пять рублей суточных, не считая денег на билеты на воздушный и наземный транспорт. По возвращении Казакову предстояло предъявить их в бухгалтерию института. Ну и я с собой захватил сотенку на всякий случай, деньги лишними никогда не бывают. Опять же, сувениры там всякие…

Как нам объяснили, автовокзал располагается практически в самом центре, в районе Старого города. Лукич настаивал на автобусе, однако, когда я сказал, что готов оплатить поездку на такси, он сильно возражать не стал. Однако не преминул поинтересоваться, с чего это я такой щедрый?

— В асбестовской газете мои стихи публикуют, вот кое-какой гонорар и перепадает, — отбоярился я.

На что Казаков заметил, может, ему тоже стихи начать сочинять…

— Гамарджоба! — приветствовал нас таксист, похожий чем-то на Кикабидзе эпохи «Мимино». Куда едем?

— На автовокзал.

— Уезжаете?

— Да, в Тбилиси, можно сказать, проездом. Только прилетели и сразу рейсовым автобусом в Кутаиси…

Таксист аж подпрыгнул в своём водительском кресле.

— Вах! Я же сам из Кутаиси родом! Жил на улице Табидзе, пока не женился и не переехал в Тбилиси. У меня жена из Тбилиси, — с гордостью в голосе заметил он и представился. — Гоча.

Мы тоже представились, после чего Гоча принялся расписывать, какой красивый город Кутаиси. А потом всё же спросил, по какой надобности нам туда надо. Узнав, что его родной город принимает всесоюзное первенство СДСО «Буревестник» по боксу, и что я участник, а Лукич тренер — так и вовсе заявил, что не возьмёт с нас ни копейки. Несмотря на наши (в основном мои) возражения, так и не согласился взять с нас денег. Чёрт, и подарить нечего, не взял с собой никаких уральских сувениров.

Хотя, справедливости ради, в это время область сувенирной продукции в СССР не сильно развита. Даже до элементарных магнитиков на холодильник не додумались, хотя на Западе, уверен, они давно уже в ходу.

Автовокзал работал до 9 вечера, а открывался в 6 утра. И на Кутаиси рейс был один — завтра в 8 утра. Мы взяли билеты, но где ночевать, учитывая, что здание автовокзала на ночь закрывалось? Не на лавочке же в парке!

Вышли на улицу. Наше такси всё ещё стояло там, где мы его покинули. Видно, Гоча надеялся найти тут клиентов, пуская сигаретный дым в окошко. Увидев нас, оживился:

— А я забыл сказать, что на Кутаиси рейс только утром. Вы где ночевать собираетесь?

— Да вот думаем, — со вздохом развёл руками Лукич. — Может, знаете какую-нибудь недорогую гостиницу?

— Послушай, батоно, зачем гостиница?! Поедем ко мне! У меня свой дом, а моя Манана такие хинкали готовит — пальчики оближешь! Накормим и спать уложим. Садитесь!

Против такого напора трудно было устоять. У меня, например, когда я представил парящие на тарелке хинкали, тут же стала обильно выделяться слюна.

— Мадлоба, генацвале! — выдал я из своего скудного