Гонг подал его людям сигнал к бегству из Таткаладорна, а барон неспешно встал, не выпуская из руки жезла, и пошел к двери.

— Как сказал мой прапрадед много лет назад, — ледяным тоном сказал Иткламмерт Кардасса своим гостям, — предателей в Таткаладорне не привечают. Теперь я вас покину, чтобы приготовиться к путешествию на остров Плывущей Пены с целью предупредить короля о еще одном неудавшемся заговоре в Аглирте.

И он закрыл за собой дверь, оставив своих гостей стоять в бессильной ярости.

Легкая дрожь в руках исчезла. Когда Иткламмерт Кардасса подошел к последним, самым тяжелым дверям, которые вели в его личное подземное убежище, он почувствовал, что его это радует. Он знал, что этой ночью ему предстоит здесь умереть и у него не будет возможности снова обнять ни Аманталу, ни Нрини, ни одну из девочек Ларант. Он не сможет попрощаться с ними должным образом, поблагодарить и одарить деньгами и отдать строгий приказ убираться подальше из Кардассы, чтобы его еще не рожденные дети были спрятаны в надежном убежище до тех пор, пока хотя бы один из них не дорастет до того возраста, когда сможет предъявить права на наследство и начать править в Кардассе. По крайней мере, он оставил распоряжения Баретосу и Убунтеру следить за его женщинами и помогать им, но этих двух старых магов нельзя было назвать кладезем мудрости и оплотом силы. И вместе они работать не станут, даже если на карту будет поставлена вся Аглирта и их собственная шкура, не говоря уже о жизни младенца, отцу которого — Ворону Кардассы — они сначала служили из чувства долга перед его предком, а потом больше из страха.

Таурим отвезет его послание на остров без всякого приказа, если только добрый управляющий не погибнет от стрел Аделна или мечей Орнентара. Великий правитель Кардассы никогда бы не покинул Таткаладорн живым, и все же, если он дорого продаст свою жизнь, немногие из его убийц уцелеют, и еще один заговор рухнет, не успев как следует пошатнуть Речной Трон. Пробужденный король, возможно, получит дополнительное время для того, чтобы снова превратить Аглирту в сильное государство из горстки воюющих между собой баронств и заброшенных земель, кишащих бандитами.

Самыми главными из его противников были Аделн и Орнентар. Аделн сильнее, истинный хребет и клинок заговора, но именно Орнентар должен обязательно погибнуть этой ночью из-за его связи со змеями. Если бы он мог купить лишь одну жизнь ценой своей собственной, это была бы жизнь Элдага Орнентара, которого прежде звали Лицом из Камня.

Бодемон Сарр, где бы он ни находился, представлял поистине смертельную угрозу трону. По-своему он не менее опасен, чем жрецы Змеи, но, как и они, не станет участвовать в этом заговоре и попытается придумать что-нибудь свое собственное.

Это уже не может быть заботой Иткламмерта Кардассы. Он всего лишь верховный правитель одного из баронств, и в его силах только сорвать один из заговоров.

— Вспоминай меня за это, Сноусар, — прошептал он, натягивая латные рукавицы, которыми не пользовался десятки лет, и глядя на заблестевшие и ожившие драгоценные камни на сгибах пальцев. — И помяни с уважением.

Он согнул пальцы в рукавицах, которые могли дать ему возможность летать, а затем потянулся за шлемом, еще более сильным магическим инструментом. Он надел его на голову, оглядел все остальное заколдованное оружие, собранное здесь им самим и его предками, и невесело подумал: «Остается надеяться на то, что, смыв с оружия мою кровь, враги не воспользуются им днем позже, когда нападут на короля».

— Вспоминай меня, — снова прошептал он, удивляясь собственному спокойствию, — потому что я мог бы присоединиться к ним, выступить против тебя и спасти свою шкуру, если не честь, — и не сделал этого. Я мог бы убежать — и не убежал.

Он туго затянул на талии пояс шириной в две его ладони, застегнул пряжку и сказал прислоненному к стене зеркалу, которое было спрятано здесь и треснуло еще в те годы, когда его прадед был молодым.

— Я остался и сражался, потому что есть еще такие люди в Аглирте, такие безумцы, которые считают, что эта страна или мечта о том, чтобы она снова стала страной, стоит того, чтобы за нее сражаться.

Он взял булаву, которая засияла, когда он сжал ее левой рукой и поднял, надевая цепочку на запястье, и стал напевать полузабытую песню, которую пел его отец, собираясь на войну.

Ее мелодию заглушил внезапный грохот, раздавшийся из-за двери, и Кардасса быстро отступил в сторону и снова схватился за меч, раньше, чем в подвал ворвались вооруженные люди в туче обломков, языках магического пламени и клубах дыма.

— Сдавайся, Кардасса! — крикнул Аделн откуда-то из-за стены бушующего пламени. — И отдай нам этот небольшой арсенал, ведь ты сам привел нас к нему! Копье Сокола, принадлежащее мне по праву, лежит здесь, не так ли? И Рогатый Шлем Тарлагара?

— Как мой отец отнял Копье у твоего деда, — крикнул в ответ Иткламмерт Кардасса, — так и ты приди и отними его у меня, Аделн, если сможешь.

Он быстро отошел в сторону от того места, где произнес эти слова, и поэтому молнии, с треском вырвавшиеся из пламени и пролетевшие над полом его хранилища, ярко осветив мешки с золотыми монетами, ударили в нескольких шагах за его спиной.

— Мы так и сделаем, — прогремел Тарлагар. Языки пламени отступили и открыли взгляду барона заговорщиков, выстроившихся с оружием у входа в убежище, — и у нас тоже есть для тебя сюрпризы.

Иткламмерт Кардасса увидел своего собственного домашнего мага, стоящего рядом с наместником Тарлагара. Из их рук вылетали магические молнии, а лица обоих сияли торжествующими улыбками. Его охватила холодная уверенность, что рок настигнет его гораздо быстрее, чем он полагал. Он не стал медлить и ударил булавой в гонг, и в ответ на это предавший его маг запрокинул голову и громко расхохотался.

— Зовешь других, чтобы они умерли вместе с тобой, Старый Ворон? — крикнул Дарласситур Силптарский. — Ты думаешь, они настолько самоотверженны?

Он принял на службу этого зеленоглазого, светлобородого негодяя из разряда мелких, нищих чародеев Силптара, дал ему собственный дом, и слуг, и много золота… И все это время Дарласситур был змеей, терпеливо ждущей на его груди момента, чтобы ужалить. А, ладно, он не первый барон, который узнал, что чародеям доверять нельзя.

Опустив забрала, телохранители шагнули в подвал, когда последние языки пламени отпрянули назад. Они двигались вперед осторожной позвякивающей стеной.

Кардасса стоял и невозмутимо наблюдал за их продвижением до тех пор, пока они не оказались в нескольких шагах от него. Затем он поставил сапог на определенный камень, и тот слегка опустился вниз. Три массивные решетки с грохотом вылетели из темноты над головой, их острые зубья грозили пронзить любого, кто не успеет отскочить назад или вперед.

Они собрали урожай из пяти закованных в латы фигур, но один воин был ранен легко и смог освободиться, оставив под решеткой ступню. Он захромал прочь из подвала, шипя от боли.

Хозяева не обратили на него внимания, так же как на извивающиеся, пронзенные копьями тела. Они просто скомандовали: «В атаку!» трем уцелевшим воинам, и те двинулись вперед. Их агонизирующие соратники медленно испустили последние вздохи, обмякли и затихли в лужах растекающейся крови.