Конечно же, директор «Аэрофлота» не хотел проблем со своим МИДом, однако судьба распорядилась так, что вдруг в Москву прибыли делегации от «Эль Аль» и «Малева». Оказалось, что в «Малеве» решили дать ход проекту по перелетам из Москвы в Израиль через Будапешт. Гендиректор «Эль Аль» Рафи Хар Лев сообщил мне о готовящемся визите и попросил: «Если можешь, присоединяйся и помоги нам. Мы будем очень рады». Я решил попытать счастья еще раз, ведь советский МИД не мог мне запретить сопровождать израильскую делегацию. Я принял участие в переговорах, а во время обеда я сидел между директором «Аэрофлота» и Рафи Хар Левом. В течение двух с половиной часов я объяснял начальнику «Аэрофлота», что, с одной стороны, по нашим оценкам, количество выезжающих в Израиль резко возрастет в ближайшее время, а с другой стороны, мы очень заинтересованы в прямых авиарейсах. Я представил ему расчеты доходов «Аэрофлота» в твердой валюте, если он согласится перевозить выезжающих из СССР прямо в Израиль вместе с «Эль Аль». Он загорелся этой идеей, однако по-прежнему опасался проблем на государственном уровне. Я успокоил его и сказал, что мы этим займемся, и спросил, готов ли он начать переговоры о прямых рейсах, если министр иностранных дел СССР заявит публично, что здесь нет политических проблем. Он ответил: «В ту же минуту».

Когда я приехал в Израиль, то попросил Давида Бартова, чтобы во время визита министра иностранных дел Шеварднадзе в США ему задали вопрос о прямых авиарейсах между СССР и Израилем. Я не знаю, то ли по моей просьбе, то ли по чистой случайности, этот вопрос был задан Шеварднадзе во время пресс-конференции, и он ответил: «Это не вопрос политики, а чисто коммерческий, и советское правительство не вмешивается в этот вопрос». Слова Шеварднадзе были опубликованы в советской прессе. Я позвонил гендиректору «Аэрофлота» и сказал ему: «Вот видите. Все улажено». Он с радостью отреагировал: «Этого достаточно. Начинаем переговоры».

«Аэрофлот» не стал медлить и тут же послал приглашение гендиректору «Эль Аль». Он приехал в Москву с группой сотрудников, и я присоединился к группе в переговорах. Переговоры между «Аэрофлотом» и «Эль Аль» о прямых авиарейсах между СССР и Израилем были эффективными и продвигались довольно быстро. Встал вопрос о цене. Советская сторона потребовала небывало высокую цену – около 700 долларов за билет. Их требование завело переговоры в тупик. Мы попросили сделать перерыв и вылетели в Израиль. Я доложил Шамиру, что обо всем договорено, кроме цены за билет. Шамир был разъярен, и совершенно справедливо. «Почему ты не согласился на их цену?» – говорил он раздраженно, повышенным тоном. «Это не вопрос денег. Немедленно возвращайся и соглашайся на любую цену, которую они попросят. Главное, чтобы были прямые авиарейсы». Я устыдился самого себя. Ведь я придерживался точно такого же мнения, но не рискнул взять на себя решение о цене на билеты. Когда Шамир выговаривал мне, я радовался и по-настоящему гордился своим премьер-министром. Я сообщил Рафи Хар Леву об указании главы правительства, и мы вернулись в Москву.

Договор был подписан в течение нескольких дней. Было достигнуто соглашение, согласно которому это будут чартерные полеты обеих авиакомпаний, и первый полет был назначен на 1 января 1990 года. Мы опасались трудностей в переговорах по вопросам безопасности. Представители «Эль Аль» приготовились к трудным переговорам о вооруженной охране. Однако, к нашему удивлению, советская сторона сразу дала согласие. Более того, они были уверены, что наши охранники будут стоять открыто, с автоматами «Узи» в руках, и очень удивились, когда мы сообщили, что оружие будет скрыто под одеждой. Советские представители пообещали оказывать нам любую помощь и даже предложили тренироваться на их стрельбищах.

Сотрудники Еврейского Агентства очень хотели принять участие в переговорах и настаивали, чтобы мы получили для них разрешение на въезд. Позиция советской стороны была однозначной: «Нет! С какой стати? Переговоры ведутся между авиакомпаниями. Почему негосударственная организация, цели и задачи которой нам хорошо известны, должна принимать в них участие? Почему мы должны давать им разрешение на въезд?» Цви Барак, начальник финансового отдела Еврейского Агентства, хотел приехать в Москву, однако ему отказали в визе. Мы пытались включить в договор пункт, упоминающий Еврейское Агентство как организацию, которая будет оплачивать полеты, однако получили решительный отказ от советской стороны. «Даже и не думайте, – сказали они. – Еврейское Агентство – это организация, которая занимается эмиграцией, и всякое упоминание о ней запрещено и не будет разрешено государственными органами. Мы не хотим слышать о Еврейском Агентстве, забудьте об этом. Договор исключительно между «Эль Аль» и «Аэрофлотом».

1 января 1990 года театр «Габима» должен был прибыть на гастроли в Москву. Было решено, что самолет «Эль Аль», который доставит выезжающих из Москвы в Израиль, возьмет актеров «Габимы» из Израиля в Москву. Следующим прямым рейсом, который уже был назначен, должен был стать рейс «Аэрофлота». Накануне 1 января я был в Израиле и вылетел в Москву на самолете «Эль Аль» вместе с актерами «Габимы». Раньше я был бы взволнован тем фактом, что «Габима», основанная в Москве, возвращается с гастролями на родину. Однако на этот раз для моего волнения и напряжения была другая причина, гораздо более серьезная и глубокая. Когда мы приземлились, я вышел в зал ожидания, с легким головокружением от волнения, только для того чтобы на электронном табло международного аэропорта Москвы увидеть строчку с названием «Эль Аль» и номером рейса. Это было необыкновенное чувство. Опять мне удалось добиться того, что всего лишь несколько месяцев назад считалось невозможным. Невозможная мечта о прямых авиарейсах между СССР и Израилем осуществилась у меня на глазах. Я пробыл в зале ожидания несколько минут и вернулся в самолет. Во время обратного полета я никак не мог успокоиться. Я проходил по самолету снова и снова, всматриваясь в лица пассажиров. Изможденные люди с уставшими детьми, им было некогда думать о смысле происходящего. Я думал: понимают ли они, что через пару часов или час они приземлятся в Израиле прямо из Москвы.

В Израиле царило небывалое воодушевление. Каждый, кто считал себя хоть кем-то значимым, хотел приехать в аэропорт Бен-Гурион и встретить первый самолет, прибывающий прямым рейсом из СССР. Однако Давид Бартов проявил здравомыслие. Он обратился к ним всем с просьбой не говорить об этом, не публиковать ничего, не устраивать торжеств и вообще не приезжать в аэропорт. Министр абсорбции и другие высокопоставленные лица прислушались к нему и развернули свои машины, хотя уже были на пути в аэропорт. Не было никакой утечки и никаких сообщений в прессе ни о прямом рейсе, ни о достигнутом соглашении.

Когда самолет приземлился, выходя из него, я увидел перед собой Рафи Хар Лева. Он обнял меня и сказал со слезами на глазах: «Я всегда думал о том, как будет выглядеть Мессия, но не ожидал, что он будет похож на тебя». Конечно, Рафи переборщил, но в его словах выразилась заветная мечта израильтян о массовом выезде евреев СССР в Израиль. Нужно отметить, что к январю 1990 года выезд евреев, выезжающих из СССР по израильским визам, в другие страны уже прекратился и все выезжающие из Советского Союза все в большем количестве ехали только в Израиль. Можно понять, как был взволнован Хар Лев, преданный своему делу, когда увидел, как евреи из СССР приземляются в Израиле. И он, военный летчик, генерал военно-воздушных сил Израиля, который воевал во всех войнах Израиля, привозит их. Это был тот Израиль, который я любил, которым я восхищался, в котором черпал свою силу, и Хар Лев символизировал его в полной мере.