В дверь номера постучали. На всякий случай Крапивин изготовил к бою пистолет. Большевистские шпионы работали в Варшаве очень активно, и факт переговоров колчаковского офицера с руководством Польши не мог пройти мимо их внимания. Конечно, Москву беспокоила возможность союза между белыми и поляками. И устраняли причины своей обеспокоенности большевики обычно вместе с теми, кто был им опасен. Еще по прибытии в Варшаву Крапивин заметил за собой плотную слежку и теперь опасался и покушения.

— Войдите! — крикнул он, укрывая пистолет под разложенной на столе газетой.

Дверь открылась, и на пороге появился Янек в польской военной форме.

— Господи, Янек! — воскликнул Крапивин. — Какими судьбами?

— Только сегодня прибыл из Вильно. — Янек прошел в комнату, пожал руку полковнику и уселся напротив него. — Узнал, что вы здесь, и сразу пошел к вам.

— Погоди, а какое у тебя звание? — поинтересовался Крапивин, разглядывая погоны Янека.

— Капитан, — с гордостью ответил тот.

— Ого! Сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— Да у тебя, брат, карьера!

— Благодаря вам. Хорошо учили.

— Не преувеличивай. Ты где пропадал? Я тебя с четырнадцатого года не видел.

— Сначала в ссылке сидел…

— Где Сталина пристрелил?

— Откуда вы знаете?

— Твой отец рассказал.

— Жалеете?

— Нет. Пожалуй, ты правильно сделал. Кстати, отца давно видел в последний раз?

— В ноябре. Перед тем как он уехал к Маннергейму.

— Он у Маннергейма?

— Да, советником.

— И как вы встретились?

— Поссорились, как всегда, — печально ответил Янек. — Он все еще хочет, чтобы я защищал интересы России, а у меня свои планы.

— Он тебе рассказывал обо мне?

— Да, сказал, что вы служили в охране российского императора. Потом он потерял вас из виду.

"Ну и слава Богу", — подумал Крапивин.

— Значит, скоро в Финляндии можно ожидать перемен, — заметил он.

— Уже. — Янек довольно улыбнулся. — Сегодня утром финская армия перешла советскую границу. Маннергейм объявил войну советскому правительству.

— Что?! — Крапивин вскочил со своего места.

— Не беспокойтесь. Против России у Маннергейма ничего нет. Он объявил, что вступает в войну по просьбе какого-то Стокгольмского комитета русских эмигрантов и не имеет территориальных претензий. В его заявлении говорится, что единственная цель Финляндии в войне — борьба с мировым коммунизмом.

— Понятно. Значит, Сергей хорошо отработал.

— Еще как! То, как Маннергейм атаковал красных, похоже на немецкую стратегию во Второй мировой войне.

— Только неплохо было бы согласовать это выступление с нами.

— А по-моему, они правильно сделали. И колчаковский, и деникинский штабы просто напичканы красной агентурой, а белые генералы все равно не признают Финляндию.

— Ну не скажи. Я же приехал сюда, чтобы договориться о взаимном признании. Я очень многое сделал, чтобы мы стали союзниками.

— Я знаю. Но это сделали вы. Разве без вашей помощи Колчак согласился бы на переговоры?

— Возможно, нет. Но я же убедил его, значит, теперь мы имеем дело с новой реальностью. А вот Пилсудского, скажу тебе, переубедить сложнее. У него слишком большие амбиции. И в русских он видит только врагов.

— Согласитесь, не безосновательно. Вспомните, что может произойти в тридцать девятом.

— Значит, и ты считаешь, что Россия — враг Польши.

— Нет, я считаю, что Польша должна стать сильной уже сейчас. Значительно сильнее, чем в нашем мире.

— И что же ты хочешь для этого сделать?

— Я много думал, есть ли возможность избежать разгрома в тридцать девятом. Как ни крути, а удара с двух сторон Польша не выдержит… если не станет Речью Посполитой. В нашем мире, в девятнадцатом, Пилсудский подставил под удар красных Петлюру. Он думал, что Красная армия ослабит украинцев, и они легко подчинятся Польше. В итоге Украина попала в руки Советов. Пилсудский захватил Вильно и поссорился с литовцами. Если бы этого не произошло, могла быть создана Речь Посполитая как федерация Польши, Литвы и Украины. Сейчас эта идея здесь очень популярна, и не только у поляков. Я общался с литовцами и украинцами, они мечтают о федерации. Согласны даже сделать столицей Варшаву. Если мы объединимся, у нас будет государство с хорошим промышленным потенциалом, богатое хлебом, с многочисленным населением. Оно сможет противостоять давлению и с востока, и с запада.

Крапивин удивленно посмотрел на Янека:

— Не ожидал от тебя таких выкладок. Ты серьезен не по годам.

— Когда есть великая цель, взрослеешь быстрее. Я хочу спасти Польшу и больше ничего. Дядя Войтек… то есть дядя Игорь, когда приходил ко мне, сказал, что у Польши есть шанс. Я много думал, что это за шанс, и понял, что она может спастись от раздела и оккупации только в союзе с другими странами Центральной Европы.

— Ну, Украина-то больше тяготеет к союзу с Россией.

— А вам не приходило в голову спросить об этом украинцев? За годы пребывания в России они насытились по горло русским империализмом.

— Но, кажется, из Речи Посполитой они тоже с боем уходили. Имя Богдана Хмельницкого тебе ни о чем не говорит?

— Говорит, — поморщился Янек. — Мы были неправы тогда. Надо уважать всех, кто живет с тобой под одной крышей. Поляки тогда попытались сделать украинцев людьми второго сорта и потеряли Украину. Старых ошибок повторять нельзя.

— Насколько я знаю, в Польше до тридцать девятого года украинцам тоже было несладко. По крайней мере многие из них искренне радовались присоединению к СССР.

— Я же сказал, мы не должны повторять старых ошибок. Ни Украине, ни Литве в одиночку все равно не выжить. Россия и Германия разделят нас и разобьют. Только сильное государство в центре Европы может противостоять им, и Пилсудский понимает это…

— Только не хочет и слышать о союзе, — усмехнулся Крапивин. — Он готов лишь подавлять. Речь Посполитая в границах тысяча семьсот семьдесят второго года — только о том и говорит. Но он не склонен к компромиссам и переговорам. Поклоняется лишь силе.

— Откуда вы знаете?

— Я недаром провел с ним уже три дня в переговорах. С опытом начинаешь понимать людей.

— И каково ваше мнение?

— Как бы то ни было, мы обязаны наладить взаимодействие. Поодиночке нам с красной чумой не справиться.

— Пожалуй, — согласился Янек. — А где гарантии, что, победив красных, белые оставят в покое Польшу?