– Дивизия Гора, ваше величество. Кроме того, здесь проводят маневры несколько отрядов дивизии Сета.

– Спасибо. Думаю, мне нет нужды больше тебя задерживать. С войсками пойдет, разумеется, Хапусенеб, и ты, Яму-Нефру. Джехути, мне понадобятся войска из твоего нома. Ты тоже пойдешь. Сен-Нефер, возвращайся в свой ном и приведи войска. Тогда мы сможем вывести из Фив только половину дивизии, а вторую оставить здесь на всякий случай. И еще возьмем по пятьсот солдат из номов Яму-Нефру, Джехути и Сен-Нефера. Вы довольны?

Все зашептались, кивая головами, но тут же умолкли, едва заслышав звонкий голос Хапусенеба.

– Ваше величество, зная ваши планы относительно этой операции, я, как военный министр, беру всю ответственность на себя. Но кто будет распоряжаться на поле битвы? Это, конечно, не война, а всего лишь карательная экспедиция, и все же нам нужен человек опытный, знающий местность и сражавшийся там раньше.

Все взгляды устремились на Аахмеса пен-Нехеба, но тот только вскинул руки и энергично замотал головой:

– Ваше величество, я уже стар. Помочь в разработке тактики я могу, но драться не буду.

– Это удар для меня, – нахмурилась Хатшепсут. – Я полагалась на тебя, но если ты сам не в силах сражаться, благородный Аахмес, то, может быть, укажешь нам кого-нибудь вместо себя?

Он заколебался.

– Такой человек есть, божественная, но я не уверен, что он вам подойдет.

– Назови его имя, тогда посмотрим.

– Так слушай же. Его зовут Нехези.

Не успел он назвать имя, как все негодующе загудели, а Джехути крикнул:

– Не отдавайте нас в его руки, ваше величество! Он ведь сам нубиец!

Но тут Тутмос сделал примирительный жест рукой, и все умолкли, изумленные. О нем уже забыли.

– Тише, вы все! Сядь, Джехути! Разве мы не доверяем Аахмесу пен-Нехебу, любимому советнику нашего отца? Разве его суждение не здраво?

Джехути опустился на место, по-прежнему что-то бормоча и бросая мрачные взгляды на пен-Нехеба. Старик и ухом не повел.

– Нехези чернокожий, это верно, – сказал он, – но не нубиец. Он родился на египетской земле. Его мать служит матери нашего фараона, прекрасной Мутнеферт, а отец был рабом, которого Инени привел с собой из одного похода в качестве добычи. Нехези в армии с младых ногтей. Я считаю его гением. Он молчалив и может даже показаться бесчувственным, но в искусстве владения луком, топором и копьем ему нет равных, к тому же у него холодный и дальновидный ум.

Хатшепсут позвала Дуваенене.

– Найди этого человека и приведи ко мне, немедленно, – приказала она.

Глашатай ушел, все молча ждали его возвращения, не отваживаясь сказать что-либо. Сен-Нефер достал коробочку с леденцами и запихнул пару конфет в нежный, точно девичий рот, Яму-Нефру полировал ногти. Но остальные сидели в неловком молчании и ждали, хотя горны уже протрубили полдень и головы у всех кружились от усиливающейся жары.

Наконец главный глашатай вернулся и привел Нехези. На того посмотрели, не скрывая любопытства. Он был высок, выше всех в зале, и черен как ночь, когда дует хамсин. Набедренная повязка казалась жалким и неуместным клочком белой материи на теле колосса, при каждом движении бугрившемся мышцами. Кожаный шлем, тоже белый, подчеркивал величественность широкого плоского лица, гладкого и лоснящегося. Прямизна носа, однако, говорила о присутствии египетской крови. Толстые губы были твердо и решительно сжаты. Собравшихся Нехези словно не видел, глядя в стену за их головами. Если он и заметил ухмылку Джехути, то вида не подал.

– Подойди ближе, – велел ему Тутмос. Мягко, точно скользя по полу, Нехези сделал два шага вперед; его босые ноги покрывала пыль плаца. Колчан с тремя стрелами все еще был перекинут через его плечо.

– Сколько ты уже служишь в армии? – спросил его Тутмос, голос фараона был сама доброта.

Нехези, не задумываясь, прогудел в ответ:

– Пятнадцать лет, ваше величество.

– И какое у тебя звание?

– Командир ударного отряда. Еще я тренирую колесничих и обучаю царских храбрецов.

Ровный, безразличный тон, которым он это сказал, произвел впечатление на мужчин. Сенмут с уважением поглядел на негра. Царскими храбрецами называли армейскую элиту, самых отборных солдат, возглавлявших любую атаку и державших ответ лишь перед фараоном. Даже с лица Джехути сошла презрительная гримаса.

– А в настоящем бою ты был? – спросил Юсер-Амон. Нехези нетерпеливо дернул могучим плечом.

– Войны не было с тех пор, как я поступил в пехоту, – сказал он, – но набегов и пограничных стычек я повидал без счета. Мой ударный отряд никогда не терпел поражения.

В его голосе не было хвастовства; он просто перечислял факты.

– А о стратегии ты что-нибудь знаешь? – спросила Хатшепсут.

Нехези отрицательно покачал головой.

– Я рожден для того, чтобы воевать, – сказал он, – и я нутром чувствую, когда войска расставлены правильно, а когда нет, но только во время боя. Переносить свои мысли на карту я не умею.

Заговорил Аахмес пен-Нехеб. До сих пор он тихо забавлялся, наблюдая за реакцией, вызванной его протеже. «Молодым аристократам пойдет на пользу, если они узнают вкус настоящей крови и смерти под командой такого, как он», – думал старый солдат.

– Ваше величество, я уже сказал, что пойду с армией в качестве советника. А Нехези будет командовать на поле боя. Я уверен, если мы с ним вдвоем возьмемся за это дело, битва, можно считать, уже выиграна.

Все рассмеялись шутке, и атмосфера в зале разрядилась. Тутмос зевнул.

– Значит, решено. Или еще нет?

Он с тревогой глянул на Хатшепсут. Она кивнула.

– Думаю, да. Хапусенеб, твоя задача – собрать войска и обеспечить их едой и оружием. Прикажи разбить лагерь к югу от города, выступать будете оттуда. Как следует подготовь офицеров, Аахмес и Нехези тебе помогут. Писцы воинских сборов, пехоты и распределения в твоем распоряжении. Нехези, тебя я назначаю генералом. Но помни, это назначение – аванс в счет будущей службы и верности твоему царю и мне лично. У тебя есть какие-нибудь сомнения? Тебе предстоит сражаться со своими соотечественниками, кушитами.

– Я сражался с ними и раньше, – ответил он ровным голосом. – Враги Египта – мои враги. Я служу только Египту, каждый день моей жизни.

Казалось, новое назначение ему абсолютно безразлично, и Хатшепсут с трудом подавила дрожь. Никогда еще она не видела такого хладнокровного человека.

Всем, кроме Сенмута, Хапусенеба и Юсер-Амона, было позволено разойтись по своим делам, и люди устремились прочь из зала, радуясь возможности размять ноги. Выходя, они на мгновение задерживались у дверей, обсуждая предстоящий поход, потом расходились каждый в свою сторону. Никто не сомневался, что царица сама будет следить за подготовкой к операции. Ни одно действие не останется без внимания.