Я помалкивал, поглядывая по сторонам. Знать, документы важные, раз меня в Москву доставили и за документами самолет посылают.

Мы приехали в Тушино. На взлетном поле стояли самолеты «По-2», «Дугласы», несколько зачехленных истребителей.

Мы подъехали к маленькому самолетику. Подошел пилот, козырнул. Военный разложил на крыле карту.

– Лейтенант, надо с этой точки раненого забрать и груз. С тобой наш человек полетит.

– Как же я назад всех заберу?

– Он там останется, назад сам добираться будет.

Пилот глянул на меня странно, кивнул:

– Садись.

– Э, нет, хоть автомат мне дайте. Куда же я – в немецкий тыл, а у меня даже ножа нет.

Военный обернулся к лейтенанту – даже слова не сказал. Тот все понял, метнулся к «эмке», вытащил автомат «ППД» и отдал мне.

– Сержант Колесников! Обеспечь сохранность документов, где это будет зависеть от тебя. Это приказ. Удачи!

Оба повернулись, уселись в «эмку» и уехали.

Механик дернул за лопасть, мотор затарахтел. Я закинул в кабину автомат, залез сам. Пилот застегнул на мне ремень, занял свое место. Самолетик сделал короткий разбег и взмыл в воздух.

Я смотрел за борт, крутил головой. Хоть и небольшая высота, а видно далеко. Под нами проносились пригородные домики, вдалеке, ближе к самой Москве, в нескольких местах я увидел поднятые в небо аэростаты.

Самолетик, вылетев из Тушина, снизился и шел совсем низко. Через час полета он поднялся выше, пилот обернулся ко мне и махнул рукой вниз:

– Фронт!

Да, вот они, линии траншей тоненькой ниточкой тянутся.

Внезапно рядом с нами с ревом пролетело что-то серо-зеленое.

– «Мессер»! – крикнул летчик и круто спикировал.

У меня все, что внутри было, чуть не оторвалось, к горлу отбросило. Под ложечкой засосало, перехватило дыхание. Ремень впился в грудь. Пренеприятнейшее ощущение! Вот черт, не хватало еще, чтобы нас сбили!

Наш самолетик летел теперь совсем низко, едва не касаясь верхушек деревьев. И только сейчас я осознал, что наш полет был крайне опасным мероприятием. Ясный день, самолет тихоходный, вооружения никакого… Автомат мой – не защита от «мессера». Но нам повезло – немец проскочил мимо. Скорость огромная, а повторно найти не сумел или не захотел.

Мы летели еще около часа, потом летчик снова показал вниз. Я всмотрелся. Да, похоже – та деревня.

Летчик сделал круг, подыскивая место для посадки, приземлился на дороге, подкатил к избам, развернулся и заглушил двигатель.

– Ну, теперь давай шустро. Если немцы посадку нашу видели, то скоро здесь будут.

Я рванулся к знакомой избе, распахнул дверь. На кровати лежал «Сидоров».

– Живой?

– Вернулся, Колесников?

– Дед где?

– В лес пошел, за дровами.

– Я за лопатой – надо документы откопать. Самолет за тобой прислали.

Я выбежал во двор, нырнул в сарай. В углу стояли лопаты, вилы, грабли. Схватив лопату, я побежал к месту захоронения документов и начал копать. Вот ранец, вот вещмешок. Целы, как будто я их только вчера сюда спрятал.

Бегом вернувшись в деревню, я забросил в кабину самолетика груз и направился в избу.

– Все, «Сидоров», документы в самолете, дело теперь только за тобой.

– Штаны и сапоги надеть помоги.

Я помог «Сидорову» одеться и обуться, он оперся на меня, я обхватил его правой рукой за туловище, и мы пошли к са-

молету. Быстро идти не удавалось, хотя я почти тащил его на себе.

Вдвоем с летчиком мы с трудом подняли «Сидорова» в заднюю кабину, а летчик проверил на нем ремень и уселся в переднюю кабину. Однако он тут же высунулся из-под козырька:

– Эй, парень, крутани винт!

Я обежал крыло и с силой провернул лопасть винта – видел уже, как это делается. Мотор зарокотал. Сквозь его рокот я услышал крик Cидорова:

– А ты?

– Я пешком! – И махнул рукой в сторону фронта.

– Нет, давай со мной!

– Назад! – заорал летчик. – У меня приказ – взять груз и раненого. Тяжело будет, не взлетим!

Но «Сидоров» упорствовал:

– Один не полечу!

Летчик замешкался:

– Ладно, черт с вами – лезь! В баках бензина уже меньше половины – авось поднимемся.

Уговаривать меня не надо было – я взлетел на крыло и залез в кабину. Места в ней и в самом деле не было. Я опустился на колени, грудью прижался к ногам «Сидорова», и все равно моя спина выступала над бортом.

Летчик дал газ, и самолетик стал разгоняться. Натужно бежал, долго, тяжело отрывался от земли.

Шли низко. Летчик ли от истребителей вражеских прятался или мотор не мог поднять отяжелевшую машину? Но мы летели.

Мне ничего не было видно, стоять, согнувшись в три погибели, было неудобно. Но все равно это было лучше, чем на пузе через немецкие позиции к своим ползти.

Самолетик швыряло вверх и вниз в восходящих потоках воздуха, ветер гулял по кабине. Ноги начали неметь. Господи, хоть бы побыстрее долететь!

Внизу послышалась стрельба, звуки пушечной пальбы. Еще десять минут – и все стихло. Летчик крикнул:

– Передовую пересекли!

Уже легче. Теперь, даже если где на вынужденную посадку и пойдем, все равно – дома, на своей землице. Каждый переход через линию фронта – чрезвычайное нервное напряжение, риск смертельный, а еще немалое физическое утом-

ление. Попробуйте проползти по-пластунски, на животе, да с оружием метров триста, и станет понятно, каково это.

Мотор несколько раз чихнул, потом вновь заработал ровно – на несколько минут, потом опять чихнул и окончательно заглох. Стало слышно, как в расчалках на крыльях свистит ветер.

Я сдрейфил немного, думаю: все, амба, подбили. Летчик обернулся:

– Бензин закончился, садимся.

Заложило уши – самолетик стал резко снижаться. Потом – толчок, колеса запрыгали по неровному полю, самолетик содрогался. «Не развалился бы», – тревожно подумал я. Но самолетик выдержал и, прокатившись еще несколько метров, остановился.

Я с трудом разогнул затекшую спину, выпрямился, поднялся с колен, неловко вылез на крыло и свалился на землю. Вокруг кочковатое поле, вдали здания виднеются.

Летчик выпрыгнул из кабины, положил на крыло планшет, достал карту и поводил по ней пальцем:

– Где-то вот здесь мы.

Я прикинул – до Москвы еще километров семьдесят.

– Ты вот что, боец, топай к тем зданиям да звони начальству – пусть бензин везут и раненого забирают. Я от самолета уйти не могу.