– За нее не волнуйся, – прервал его керх. – Мой отец ее обожает. Как и она его. На людях они грызут друг другу глотки, а наедине похожи на влюбленных полевок, водой не разольешь.

«Хоть у кого-то все хорошо», – подумал халруджи, когда за Аршаком опустился полог палатки. Терпение испарилось вместе с кочевником. Хотелось бежать из тесной тюрьмы, сломать охранникам шеи, перебить лагерь, отыскать дом Великого Судьи, найти Евгениуса и Джавада…

Регарди медленно вздохнул и еще медленнее выдохнул. Слишком много «но» и «если» было в его желании. Он мог убежать из палатки и расправиться со стражей, но шансы выбраться из лагеря керхов с больной ногой были невелики. Тем более, выжить в незнакомой пустыне. На поиски дома Великого Судьи в бескрайних просторах такыра мог уйти не один месяц. Даже если захватить в плен Мосанну, не было гарантий, что вождь проведет его к «Ладони Мира», а не к ловушке. Если Арлинг хоть что-нибудь знал о керхах, так это то, что они были готовы умереть за святые места. Последним «но» была возможность ошибки. Что если брат Аршака купил не тех драганов?

Арлинг закрыл глаза и заглянул внутрь себя. Он не верил в ошибку, а Евгениус и Джавад не имели права на смерть. Он найдет и спасет их. Спасет ради того, чтобы услышать добрую весть: Аджухам с капитаном Издегердом не попали в плен, а благополучно бежали в Самрию. В теории все было хорошо. Но с каждым годом доверять себе становилось труднее.

* * *

Если бы Арлинга спросили, где находился дом смерти, он бы, не задумываясь, ответил: в Малом Исфахане.

Аршак, возможно, был не самым любимым сыном Мосанны, но уговорить отца сумел. Наверное, в этом была и заслуга Цибеллы, которая вместе с группой керхов и Арлингом отправилась к Великому Судье. Мосанна идти отказался, сославшись на дела, но Регарди подозревал, что керх хотел сохранить лицо в случае поражения. Сам Арлинг думал о неудаче чаще, чем о победе.

Они покинули стоянку еще до рассвета. Процессия была немалой – то ли керхам было нечем заняться, то ли все только и искали повода, чтобы увидеть Великого Судью. О нем говорили больше, чем о навьяле Арлинге, который шел впереди с Аршаком и мечтал о верблюде. К Великому Судье полагалось идти пешком.

Регарди связали руки, а на голову – после некоторых колебаний – накинули мешок. Мир стал тише, но не утратил своих очертаний.

– Обычай, – пожал плечами Аршак. – За справедливостью обвиняемый идет с закрытой головой. Даже слепой.

Арлинг возражать не стал. Ему не терпелось закончить этот спектакль и отправится за Сейфуллахом.

Аршак обещал, что они достигнут «Ладони Мира» к обеду, но уже через два часа пути плохо зажившая рана дала о себе знать. Хромота усилилась, а пайрик, спящий в ноге Арлинга уже много дней, снова проснулся. Когда они достигли подножья Малого Исфахана, и Аршак заявил, что им придется карабкаться по камням, Регарди почувствовал себя деревом – старым, засохшим саксаулом, вырванным с корнем свирепой бурей. Ноги едва сгибались, а каждое неосторожное движение отдавалось болью во всем теле.

Когда равнина закончилась, превратившись в покрытый мелкими камнями склон, Арлинг понял, что его план по спасению Джавада и Евгениуса был слишком самонадеян. Когда они доберутся до места, ему, возможно, придется спасать самого себя. Под мешком дышалось с трудом, и с него градом лил пот, который тут же высыхал в жарком воздухе такыра. Сердце глухо билось в висках, а ноги дрожали даже на ровной поверхности.

По мере того как дорога поднималась выше, становилось жарче. «Наверное, это потому, что мы приближаемся к солнцу», – решил Регарди, но поднять себе настроение шуткой не получилось. В горах Мастаршильда солнце тоже казалось ближе, но там не было жарко ни в одно время года.

Мечтая о ветре, воде и холоде, Арлинг не сразу заметил, что их путь подошел к концу.

Трупы стали встречаться еще на тропе, а когда начались горные террасы, искателям правды пришлось пробираться через настоящие сады мертвых. Регарди редко радовался своей слепоте, но сейчас был как раз тот случай. Мешок на голове почти не пропускал запахов, однако ему все равно казалось, что мир вокруг смердел высохшей человеческой плотью.

– Раньше здесь был могильник «Бродящих в Каньоне», – объяснил Аршак. – Не знаю, почему Великий Судья выбрал эти места. Когда поднимемся выше, будет чище.

Что имел в виду керх под словом «чище», Арлинг не понял, потому что на вершине Малого Исфахана царство «мертвых трупов» кончалось, и начинались владения «трупов живых». Провинившиеся висели на скалах, корчились на кольях и протягивали к ним руки сквозь прутья тесных клеток, прося пощады и отгоняя птиц, которые норовили выклевать им глаза. Тишина подножья сменилась нестройным хором жаждущих смерти голосов на фоне хриплых криков стервятников. По мере того как их группа приближалась к «Ладони Мира», они становились громче, а мир, оставшийся далеко внизу, глуше.

К дому Великого Судьи пустили не всех. На границе царств «живых» и «мертвых» их встретили закутанные в плащи люди – «братья», которые, как объяснила Цибелла, служили Судье с малых лет. Попасть в их ряды было честью для каждого керхского мальчика. Арлинг слышал, как края тяжелых одеяний «братьев» волочились по камням, собирая мелкую пыль и каменное крошево, а на поясах, скрытых бурнусами, звенели джамбии и сабли.

Малый Исфахан продолжал уходить ввысь, вздымаясь с одной стороны утесами и крутыми пиками, а с другой резко обрываясь в глубокую пропасть, когда их процессия остановилась на обширном карнизе. Почувствовав ветер, Арлинг обрадовался ему, как родному. Потоки воздушных струй беспрепятственно разгонялись вдоль пустого пространства, взметая в небо столбы пыли и охлаждая каменную поверхность, которая была похожа на раскаленную сковородку. Даже сквозь сапоги ощущался жар, идущий от камней.

Повсюду сновали кочевники, охранявшие «Ладонь Мира», и «братья», которых выдавал шелест плащей. Арлинг насчитал шестеро копейщиков и две дюжины лучников. Слухи о меткости и скорости керхских стрелков ходили даже в Согдарии.

Остальные кочевники были без оружия, так же как и керхи, пришедшие с Арлингом. Они оставили свои сабли на границе «царства мертвых», отдав их «братьям». Большинство керхов толпилось вокруг площадки, откуда временами раздавались крики и ослиный рев. За площадкой ветер стихал, ударяясь в каменной бок уходящего ввысь Малого Исфахана, но голоса и шаги людей, которые раздавались у подножья, подсказали Арлингу, что в стене мог находиться вход в подземную пещеру. Вероятно, там и жил Великий Судья. Человек с таким статусом вряд ли стал ночевать в палатках, разбитых длинными рядами вдоль внешнего края террасы. Арлинг даже не пытался представить себе ее размеры. Наверное, на карнизе могло разместиться несколько больших стоянок Мосанны со всеми стадами.

С него, наконец, сняли мешок, и дышать стало легче. Ветер придавал силы, и Регарди почти не хромал, когда они двинулись к людям у центральной площадки. Арлинг догадывался, что за действие могло там происходить, но, когда все звуки и запахи сложились в единую картину, ему стало не по себе. Пытки напоминали о Педере Понтусе. Они напоминали о Магде, последние дни которой навсегда остались для него тайной. Каких утешений он не придумывал бы себе, правда была одна – Фадуна заплатила за его любовь мучительной смертью.