наливает им обеим по второй порции бренди.

– С чего вы взяли, будто меня что-то тревожит?

– Ах, Дженис, это я заметила еще при первой встрече. – Миссис Би улыбается. – Я ведь шпионка, меня учили обращать внимание на подобные вещи.

Дженис набирает полную грудь воздуха, надеясь, что миссис Би устроилась в кресле поудобнее, ведь на ее вопрос в двух словах не ответишь.

– Чувство вины почти всегда со мной, мне кажется, будто я с ним родилась. Мне стыдно из-за того, что я по-настоящему не защищала сестру. Как взрослый человек, я понимаю, что ничего не могла изменить, и все же чувствую себя виноватой из-за того, что у нее не было нормального детства. А еще казню себя из-за того, что после смерти Рэя ее жизнь стала еще тяжелее, и это уже на моей совести.

– Тяжелее? Почему?

– Я уже говорила: когда папа умер, мама ушла вместе с ним. Но сейчас я понимаю, что так она справлялась со своим горем и кое-что от нее все-таки оставалось. Это стало ясно, когда умер Рэй. Мама вдруг превратилась… даже не знаю, как описать… в сгусток энергии, в силу природы. Только вся эта сила была направлена не на нас. Мама с головой погрузилась в свои страдания. То, что Рэй ее избивал, не имело значения: она была безутешна. Время шло, первое потрясение сгладилось, но даже тогда мама мучилась, словно от физической боли. Помню, я думала: может, больные раком страдают так же? Что, если с папой было то же самое, когда он умирал? Для мамы не существовало ничего вокруг, кроме собственных мучений, а ведь Джой тогда было только восемь. Маленькая девочка, отчаянно нуждавшаяся в любви…

– Вы тоже нуждались в любви, Дженис. Вы были всего лишь подростком.

– Я понимала, что лучшего не заслуживаю, но Джой – совсем другое дело, она ведь ни в чем не провинилась.

– А говорили, что не чувствуете за собой вины, – поймала ее на слове миссис Би.

– Наверное, вина – как болезнь: можно страдать от нее и не знать об этом.

Эта мысль пришла ей в голову в первый раз. Что, если вина навек стала ее частью?

– Ну так вот. Я как могла старалась наладить отношения с мамой, но я последняя, кого она хотела видеть. Думаю, она знала. Вслух мама ничего не говорила, но ей было прекрасно известно, что гантели на лестнице не лежали. Полиции она об этом не сказала. Изредка мама уделяла внимание Джой. Они сидели на диване, прижавшись друг к дружке, а я следила, чтобы им ничто не мешало, выбирала подходящие фильмы, приносила им любимые сладости. Мне в их посиделках участвовать было не нужно. Достаточно того, что я сидела рядом в кресле. Они смотрели фильм, а я смотрела на них.

Дженис задается вопросом: неужели бо́льшую часть детства она провела, наблюдая за другими?

– Ох, Дженис… – повторяет миссис Би, словно грустное эхо.

– А потом мама снова стала уходить по вечерам, иногда она пропадала на несколько дней. Я как могла пыталась вести хозяйство. Обычно по дому валялась кое-какая мелочь и скидочные купоны, и в первое время она оставляла нам немного денег. Но когда мама запила всерьез, то и про это забыла. И тут тоже есть моя вина: если бы не гибель Рэя, она бы столько не пила.

– А может быть, Рэй убил бы вашу мать, или вас, или вашу сестру. Об этом вы не задумывались? – резким тоном спрашивает миссис Би.

Дженис пожимает плечами. Она перебрала в уме все возможные «если». Тут Дженис поворачивается к миссис Би: она хочет сказать кое-что важное.

– Я ни на секунду не поверила, что вы пьяница, миссис Би. Уж что-что, а привычки алкоголиков я знаю.

Миссис Би качает головой, будто слова Дженис не имеют значения.

– И все равно меня злит, что вы испытываете чувство вины.

– Оно разрешения войти не спрашивает. В дверь не стучит, на коврике не ждет. Никаких хороших манер.

– Прямо рейнутрия японская[16], – замечает миссис Би.

Дженис понимает, что миссис Би хочет ее развеселить, и старухе это почти удается.

– Из-за чего еще у вас на душе неспокойно? – спрашивает миссис Би.

– Мне ведь тогда даже в голову не приходило, что в этой ситуации мама тоже жертва: переехала в чужую страну, муж умер, вынуждена была ходить на работу, которую терпеть не могла, попала под влияние крепко пьющей сестры, подвергалась домашнему насилию, а потом еще одна смерть. Теперь я чувствую себя виноватой, что всего этого не понимала и не жалела ее, как она того заслуживала.

– И?..

Дженис отмечает, что у миссис Би прямо-таки талант вести допросы: всегда чувствует, когда собеседник что-то недоговаривает.

– Когда наконец вмешались социальные службы, наверное, кто-то из соседей заявил, я, к стыду своему, испытала облегчение. Конечно, опекуны у нас были неидеальные, и все же я вздохнула свободнее: не надо больше все тащить на своих плечах! Но у меня такое чувство, будто я подвела Джой.

– Глупости! – рявкает миссис Би, похоже, эти слова ее прямо-таки взбесили.

Прежде чем она успевает сказать что-нибудь еще, Дженис продолжает:

– Но сильнее всего чувство вины меня мучает из-за того, что, когда мама, безнадежная алкоголичка, пятнадцать лет назад умирала в приюте Армии спасения, я не только ничего не сделала, чтобы спасти ее, но даже сожаления из-за ее смерти не почувствовала.

– Дорогая моя, вы сделали абсолютно все, что было в ваших силах. Поверьте, вам одной такую ношу не снести. Неужели все это время вас никто не поддерживал, не заботился о вас?

Что ответить? Когда Дженис было восемнадцать, она работала в офисе и там познакомилась с Майком. Она надеялась, что он будет о ней заботиться, вернее, что они будут заботиться друг о друге. Как же горько она ошиблась! Но вспоминать о годах, прожитых с мужем, Дженис не хочет, и объясняет миссис Би ситуацию единственным возможным для себя способом:

– Повзрослевшая девочка из нашей истории встретила мужчину и надеялась, что он-то ей и поможет. Этот человек не принц и не король, а впрочем, оно и к лучшему: главное, чтобы мужчина был добрым. Но потом оказалось, что он возомнил себя императором и ходить предпочитает в новом платье короля.

Громкий смех помогает лучше бренди. Дженис с улыбкой берет миссис Би за руку.

Глава 33. У каждой истории две стороны

– Ты мне не говорила, что знакома с Джорди Боуменом!

Дженис сидит на стуле Джорди возле