Одна из девок, очнувшись, когда все еще спали, стала шарить в чьей-то куртке в поисках мобилы — позвонить в милицию — и нашарила удостоверение старшего следователя Управления по расследованию особо важных дел питерской прокуратуры. Тут ее заметили и собрались совсем мочить, но ребят отвлекла другая девица. Тогда кто-то из мужиков, еще слегка соображающий, во избежание мокрого дела отвел втихаря первую за забор, велев валить и молчать. Девка позвонила в милицию. Когда группа захвата вошла в ангар, веселуха там уже вовсю шла по новой и ребят пришлось снимать с баб вполне буквально.

Впрочем, арестованных по делу об «изнасиловании, совершенном группой лиц по предварительному сговору», оказалось всего трое. Причем — ни одного прокурора. При этом, по словам питерского знакомого Знарока, улики и показания против нескольких следователей, включая Кривцова, у тамошних ментов были. А в свете вечных напрягов между ГУВД и прокуратурой становилось понятно, что дело в случае чего без труда возобновят — «в связи со вновь открывшимися обстоятельствами»…

Рассказанная история на Знарока, разумеется, особого впечатления не произвела. (С точки зрения «ментов» — собственно ли эмвэдэшников, прокуроров: вообще любых «силовиков» — бляди, неважно, «плечевые» или «элитные», никогда не были людьми. Собственно, людьми они не были ни для кого — ни для сутенеров, ни для клиентов, ни друг для друга, ни для самих себя. Отличие их от, например, бомжей состояло в том, что последние никому на хрен не были нужны, а проститутки предназначались для употребления. И употребляли их испокон веку так, как только хватало фантазии; а уж ребята с официальными полномочиями и вовсе отвязывались — и во все времена для блядей не было ничего хуже ментовского «субботника»…) Однако направление, которое расследование приняло под кривцовским руководством, представало теперь в новом свете.

Еще когда майору позвонил Гродников, Знарок специально спросил, не упоминал ли следователь сайта «Синефобия.ру» — но Гродников клялся, что нет…

Уроды рода

«Шесть убийств… в сущности почти нас не трогают, хотя, когда мы совершаем их, вызывают довольно приятное, щекочущее ощущение, объяснимое естественной порочностью людей, ибо, если хорошенько присмотреться, первым движением человеческой души всегда остается радость при виде чужого несчастья и горя». Так устами героя «Жюстины» игриво эпатировал современников некий маркиз — каковыми современниками и был упакован в сумасшедший дом, имя свое дав тому, что по сию пору принято считать психической и сексуальной патологией.

Кажется, Фромм писал о трех разновидностях стимулов, руководящих садистами. Это стремление к подчинению других, к власти над ними, к зависимости других от тебя. Стремление к безраздельному управлению другим, к эксплуатации другого, к использованию его. И стремление к физическому и психологическому унижению другого, удовольствие от его мучений. Обычно садист очень хорошо чувствует не только более слабого — но и более сильного. Подчиняется и унижается с той же готовностью и чуть ли не тем же удовольствием, с которым подчиняет и унижает. Недаром S & M по жизни ходят парой.

Строго говоря, ничего противоестественного, то есть противоречащего природе, во всем этом нет. Ведь принцип, лежащий в основе биологического механизма выживания любой популяции — принцип естественного отбора. Силовое доказательство собственной жизнеспособности и, соответственно, роли в иерархии и репродуктивной ценности. Утверждение биологической значимости через подавление более слабого.

Целиком на этом базируется понятие власти — да и все, так или иначе, вертикальные человеческие отношения. Всякая иерархия сапиенсов, восходящая в итоге к иерархии стаи приматов.

История государства (не только каждого конкретного, а вообще государственной власти) — это история жестокости. Столь повсеместной и безальтернативной, что почти не поддается квалификации как «нормальная» или «патологическая». Садистская практика великих исторических личностей — в какой мере она является симптомом психической болезни (если это и впрямь болезнь), а в какой — максимальной реализацией биологического инстинкта лидерства на государственном уровне?

Чем абсолютнее власть, тем интенсивнее реализация. «И, на ночь глядя, таблетки богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного…» Набоков в одном из самых элегических эпизодов «Дара» промежду прочим поминает тирана Шеусина, «который вскрывал из любопытства беременных, а однажды, увидев, как в холодное утро носильщики переходят вброд ручей, приказал отрезать им голени, чтобы посмотреть, в каком состоянии находится мозг в костях».

Римскому императору Тиберию приписывают личное авторство такой пытки: жертву угощали мочегонным вином — и перетягивали веревкой пенис, перекрывая мочеиспускательный канал. О другом императоре, Калигуле, Гай Светоний Транквилл писал: «Многих граждан из первых сословий он, заклеймив раскаленным железом… бросил диким зверям, или самих, как зверей, посадил на четвереньки в клетки, или перепилил пополам пилой… Отцов он заставлял присутствовать при казни сыновей… Надсмотрщика над гладиаторскими битвами и травлями он велел несколько дней подряд бить цепями у себя на глазах и умертвил не раньше, чем почувствовал вонь гниющего мозга… Один римский всадник, брошенный диким зверям, не переставал кричать, что он невиновен; он вернул его, отсек ему язык и снова погнал на арену…»

Он же — об императоре Домициане: «Чтобы выпытывать у противников имена скрывающихся сообщников, он придумал новую пытку: прижигал им срамные члены, а некоторым отрубал руки».

Валашского господаря Влада Цепеша румыны за успехи в борьбе с турками почитают национальным героем — при том, что этот знаменитейший и кровавейший исторический садист, прозванный «Протыкателем» за любовь к посажению оппонентов на кол, вдохновлял авторов литературных ужасников еще за четыреста лет до Брэма Стокера. В 1490 г. Ефросин, иеромонах Кирилло-Белозерского монастыря, переписал первый список древнерусского «Сказания о Дракуле воеводе»: «Бысть в Мунтьянскои земли греческыя веры христианин воевода именем Дракула влашеским языком, а нашим диавол. Толико зломудр, якоже по имени его, тако и житие его. Приидоша к нему некогда от турьскаго поклисарие (послы), и егда внидоша к нему и поклонишася по своему обычаю, а кап (головных уборов) своих з глав не сняша. Он же вопроси их: „Что ради тако учинисте ко государю велику приидосте и такову срамоту ми учинисте?“ Они же отвещаша: „Таков обычай наш, государь, и земля наша имат“. Он же глагола им: „И аз хощу вашего закона потвердити, да крепко стоите“, и повеле им гвоздем малым железным ко главам прибити капы».

Впрочем, что нам та румынская Гекуба — одним из главных вкладов России (со всей ее лелеемой почвенниками уникальной «духовностию») в мировую историю стала роскошная галерея властительных садистов. Карамзин описывал резню в Новгороде, устроенную Иваном Грозным: «Судили Иоанн и сын его таким образом: ежедневно поставляли им от пятисот до тысячи и более новгородцев; били их, мучили, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхова, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду, целыми семействами, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами. Ратники московские ездили на лодках по Волхову с кольями, баграми и секирами: кто из вверженных в реку всплывал, того кололи, рассекали на части… Уверяют, что граждан и сельских жителей изгибло тогда не менее шестидесяти тысяч. Кровавый Волхов, запруженный телами и членами истерзанных людей, долго не мог пронести их в Ладожское озеро».