— Как близко — не знаю, — сказал он. — Но знаю, что давно — с Риги еще. Вы же в курсе — Лот он тоже из Риги…

— А где сейчас он может быть, вы не знаете случайно?

Тут Влад совсем уже было сказал — но почему-то не сказал все-таки.

— Я ж говорю: мы с ним давно не общаемся. По крайней мере, с тех пор, как я оттуда уехал. Больше двух лет.

— А что он вообще из себя представляет — Максим?

— В каком смысле?

Во всех. Очень он ее, понимаешь, интересует. Настолько, что она даже просит о личной встрече. Когда Владиславу будет удобно. Но желательно поскорее. Влад согласился главным образом из любопытства — больно уж странен был этот внезапный интерес недожены беглого Игоря Гордина к Лоту.

Встретились они послезавтра в кабаке рядом с его редакцией. Внешность гординской бабы Влада решительно не впечатлила — он даже удивился: чего в ней нашел Игорь, к которому вечно телки сами липли?.. Впрочем, он скоро начал догадываться, чего — в этой Ксении чувствовался стервозный характерец, так что беспозвоночного Гордина она, видимо, просто «построила». Но, видимо, хе, недостаточно эффективно…

Ладно, но при чем тут Лот?

Ксения, однако, норовила поменьше объяснять и побольше спрашивать.

— …В Риге у него была кличка Бакс, — кололся потихоньку под ее напором Влад. — Не знаю, почему. От Макс, наверное. Но я помню, все у нас его называли Бакс или Зеленый…

Рига, май 1998-го

Сначала я просто застываю, рефлекторно повернув к двери голову. Звонок надрывается, дребезжит, колотится — хозяйский, требовательный, ультимативный. Прервавшись на секунду, разражается вновь: кажется, еще свирепей — пришедший отступаться не намерен, он все знает и никому спуску не даст… Он (они?) совсем рядом, метрах максимум в трех от меня, по ту сторону единственной закрытой ветхой створки: стоит, вмяв пальцем кнопку и не отпуская. Наконец отпускает — и снова жмет… И — удар, от которого сотрясается дверь: ногой, не иначе…

Черт его знает, сколько это продолжается. И все это время я стою на одном месте, не меняя позы, не шевелясь, не дыша, не думая, не чувствуя — вроде и не существуя уже… Пока в паузе между приступами звуковой электрической эпилепсии до меня не доносятся голоса. Один я слышу отчетливо, второй доходит лишь в виде отрывистых вяканий. «Вставай, сука!» — орет первый голос: молодой, веселый, то ли пьяный, то ли просто расхлябанный. Незнакомый. Но с очень знакомыми интонациями.

Ему что-то, кажется, вякают, он отвечает — не слышно за дребезгом. Я осторожно делаю два коротких шага к двери. «Ник, сука! Встать!..» — и ржание, и новый удар ногой. Неразборчивая реплика второго. «Да ему просто встать в лом, валяется с бодуна, тело, квасил всю ночь…» Невнятный ответ. Я прислоняюсь плечом к стене возле проема. «Да я ему звонил вечером, он кривой уже был. Бухаем у меня, говорит…» Бубнеж, гулко резонирующий в подъезде. «А щас мы проверим». Пауза. «Тихо!» — и близкое шуршание, легкий толчок в дверь с той стороны. Через секунду я вздрагиваю и отшатываюсь — за спиной у меня верещит мобила. В той самой комнате, где лежит… это… «Во, звонит!» — радуется голос за дверью и тут же все начинается сначала: бесконечные, ввинчивающиеся в мозг трели и вопли: «Рота, подъем! Пацаны пришли! Выкатывай пацанам, Русел!..»

Я вдруг обнаруживаю, что давно уже смотрю на себя. В зеркало прихожей. Невидяще. Когда же до меня доходит увиденное, я поспешно зажмуриваюсь.

Второй, невнятный голос за дверью принимается увещевать, поминая соседей. «Да хули он!..» — упорствует, погогатывая, первый. Некоторое время они вяло препираются — второму явно надоело, но обоим явно нечего делать. Курят — в щель под дверью просачивается запах. Привалившись к стене спиной, я сползаю по ней на корточки: ноги не держат. Стена холодная — и кажется, что это ее холод, просачиваясь сквозь позвоночник, ребра и лопатки, растворяет внутренности, заполняя своей студенистой массой все полости снова начинающего вибрировать тела. «А че они?..» — «Да бухали, я говорю, всю ночь». — «С кем?» — «С Зеленым». — «С каким Зеленым?» — «Ну Максом»…

Я открываю глаза — и встречаюсь с собственным взглядом.

Москва, март 2006-го

— …Ну, Макс — он, конечно, человек такой… специфический, — Минц хмыкнул мрачновато. — Всегда был, сколько я его помню… Хотя раньше, ну еще в Риге, еще когда мы молодые были — мы же все тогда квасили, все были раздолбаи, все нонконформистами себя считали. А потом, ясное дело, деньги стали зарабатывать, семьи завели, ну сами понимаете… А Макс — не, ни фига, остался таким же панком, как в двадцать лет. Причем в тридцать, как вы догадываетесь, это выглядит уже совершенно по-другому. Если у тебя и в этом возрасте нет ни работы нормальной, ни семьи, ни даже места жительства постоянного, если ты по-прежнему квасишь как конь — то это уже тяжелый случай… Хотя Макс, я говорю, он уже и в двадцать от остальных отличался порядком… — Минц вдруг замолчал, глядя в почти пустую стопку.

— Чем? — подбодрила Ксения.

— Ну, у него большие тараканы в башке на самом деле… Такие, знаете, добротные странности. Например? Например, он терпеть не мог физических контактов с другими. Любых. Даже рукопожатий. Даже к себе самому он никогда не притрагивался — как, знаете, все мы руки потираем, в носу ковыряем, за ухом чешем… Он — никогда. Еще, помню, его воротило от запахов — особенно от человеческих: пота, парфюмерии, дезодорантов, всякого такого… мокрой верхней одежды — в транспорте, знаете, набитом… В час пик ездить он отказывался — пешком через полгорода ходил. Толпу ненавидел любую… В общем, антисоциальность у него, так сказать, физиологическая…

Ксения, подняв вопросительно брови, слегка повращала у виска двумя пальцами.

— Да нет, — Минц неопределенно сморщился. — Он не псих… хотя, может, и производит иногда такое впечатление… По крайней мере, не слабоумный. Наоборот — соображал он всегда прекрасно, и знал много, хотя нигде никогда толком не учился. Он вел себя постоянно как беспредельщик, алкаш, маргинал такой жуткий — но вдруг в самый неожиданный момент оказывалось, что он кучу всего знает… И даже дело твое может сделать чуть ли не лучше тебя самого! Я помню, случай один был — здесь, в Москве: я еще только в командировку сюда приехал от газеты своей рижской, интервью брать — у Акунина, между прочим. И встретил тут Лота. Он и тогда уже мотался по городам и странам — и нигде ни хрена не делал… Ну, из чистого хулиганства я взял его на интервью, представил его своим соавтором. Я, конечно, сам пофигист тот еще был — потому что хорошо понимал, что с Лота станется в самый ответственный момент… я не знаю, штаны снять… А он знаете что выкинул? Стал задавать совершенно осмысленные, умные, точные вопросы — и взял фактически интервью вместо меня. Представляете?..

— Представляю, — сказала Ксения.