можно будет произнести слова «в горе и в радости» и «пока смерть не разлучит вас». Я очень долго никому не принадлежал, наркозависимость была и моим добрым другом, и моим злым другом, и моим палачом, и моим любовником — все в одном. Это было Одна Большая и Ужасная Вещь. Но в тот день там, наверху, в доме с видом на океан (конечно, в таком месте всегда должен быть прекрасный вид), рядом с молодоженами, рядом с Ганди, который был где-то тут, я почувствовал пробуждение. Я понял, что нахожусь здесь не только ради «Огромной и Ужасной Вещи». Я понял, что могу помогать людям, любить их, потому что из-за того, что я опустился далеко вниз, у меня есть история, которую я могу рассказать, история, которая действительно может помочь людям. Помогать другим — вот что стало для меня ответом.

* * *

19 июля 2019 года на первой полосе The New York Times были опубликованы истории о Дональде Трампе и Сторми Дэниелс, о пожаре с человеческими жертвами в аниме-студии в Киото и о пуэрториканцах, с которых, согласно заголовку, было «уже достаточно».

Я ничего об этом не знал. В ближайшие две недели я ничего не узнаю ни о том, что наркобарон Эль Чапо, Коротышка, получил пожизненный срок плюс еще 30 лет; ни о том, что какой-то девятнадцатилетний парень застрелил трех человек (а потом себя) на празднике чеснока в Гилрое, Калифорния; ни о том, что Борис Джонсон стал премьер-министром Великобритании.

Когда я очнулся от комы, я закричал. Рядом была моя мать. Я спросил ее, что случилось. Она сказала, что у меня лопнула толстая кишка.

— Удивительно, что ты жив, — сказала она. — Твоя стойкость невероятна. В твоей жизни кое-что изменится, но ты будешь в порядке. Калоприемник смогут удалить примерно через 9 месяцев.

Тут я подумал: «Значит, у меня есть калоприемник? Замечательно. Девушек это определенно будет заводить».

А еще я сказал: «Большое спасибо», после чего перевернулся на другой бок и действительно не разговаривал и не двигался две недели. Из-за того, что я сделал, я оказался в нескольких дюймах от смерти. Я был подсоединен к пятидесяти аппаратам, и мне нужно было заново учиться ходить.

Я возненавидел себя. Я чуть не убил себя. Стыд, одиночество, сожаление были слишком велики для того, чтобы с ними справляться. Я просто лежал, пытаясь разобраться со всем этим, но у меня ничего не получалось. Все уже было сделано. Я боялся умереть, но мои мысли прямо противоречили моим действиям.

Теперь все было кончено. «Шоу Мэттью Перри» окончательно отменили из-за опиатов.

Конечно, иногда я мог обращать внимание на то, что происходит в комнате, но не более того. И уж точно ни в чем происходящем я не участвовал. Ко мне приходили мои лучшие друзья, Крис и Брайан Мюррей. Недели через три ко мне приехала Мария, сестра по отцу.

— Ты готов узнать, что случилось? — сказала она.

Я кивнул (едва заметно).

— После того как у тебя лопнула толстая кишка, тебя подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Тут тебя вырвало. Все эти массы, все это дерьмо попало тебе в легкие. Тебя подключили к аппарату ЭКМО — и ты как-то выжил. Ты 14 дней был в коме.

Думаю, после этого разговора я молчал еще неделю, потому что понял, что сбылись мои самые большие страхи, а именно — что я это с собой сделал. Однако был в этом деле и один плюс. Четырнадцатидневная кома — это очень простой способ бросить курить.

Я принимал опиаты, отказывался от опиатов и возвращался к разным опиатам так долго, что в результате пострадал от ситуации, в которой оказывается только очень маленькая часть населения. Опиаты вызывают запоры. Это даже как-то поэтично: я оказался настолько переполнен дерьмом, что оно своим взрывом чуть меня не убило.

И теперь у меня возникла сложная ситуация с кишечником.

Когда я крутился на земле от Боли, последние слова, которые я сказал Эрин перед тем, как потерять сознание и впасть в кому, были такими: «Не бросай меня». Наверное, я имел в виду «Не бросай меня здесь и сейчас», но она, как и все другие друзья и члены семьи, восприняла эти слова буквально. Эрин пять месяцев дежурила по ночам в этой больнице.

Я часто вспоминаю то время и всякий раз благодарю Бога за то, что это случилось до эпидемии ковида. Если бы это произошло позже, то я бы тогда провел эти пять месяцев в палате в полном одиночестве. Как бы то ни было, я ни разу не оставался в палате один. Это было свидетельством любви Божией, воплотившейся в человеческой форме.

К этому времени мы с мамой стали экспертами по кризисным ситуациям. Я всегда хотел ей рассказать о том, что это маленькое шоу под названием «Друзья», как и все другие шоу и фильмы, я, по сути, делал ради нее. Вместе с тем мама оставалась единственным человеком в мире, который не особо обращал внимание на «Друзей». Конечно, при случае она иногда упоминала об этом сериале, но никогда не кипела от гордости за то, чего добился ее сын.

Вместе с тем я не думаю, что мне тогда сильно была нужна ее гордость. И если вы собираетесь обвинять своих родителей в чем-то плохом, то тогда вы должны воздать им должное и за все хорошее. Если бы моя мама не была моей мамой, я бы никогда не смог сыграть роль Чендлера. Если бы моя мама не была моей мамой, я бы никогда не заработал 80 миллионов долларов. Потому что мой Чендлер просто прятал настоящую боль. Можно ли представить себе лучшего персонажа для ситкома! Человек, который шутил обо всем, чтобы не пришлось говорить о чем-то реальном, — так начинал Чендлер. В первоначальном варианте шоу Чендлер вообще должен был «наблюдать за жизнями других людей». Это должен был быть парень, который в конце сцены пошутит и прокомментирует то, что только что произошло. Шут в «Короле Лире», говорящий правду там, где ее не было. Но в конце концов Чендлер так всем понравился, что превратился в отдельного главного персонажа. Он заменил то, что я на самом деле должен был сделать в реальной жизни, — жениться, завести детей… и в конце концов совершать некоторые поступки, о которых я не могу здесь говорить в подробностях.

Дело в том, что в свои пятнадцать лет я бросил