Когда в нашей деревне не брехали собаки, то ночи возле Журчалки стояли тихие.

Но иногда в такие ночи у дома покойного Штефана Дорицы, в котором жила теперь знахарка Катра Пастрначка со своей дочкой Анечкой Гусенком, звучали песни. Их распевал пьяница и мот Анатол Барабаш, которого знала вся округа.

Он был единственным сыном старушки из нашей деревни и жил с ней вдвоем в старой деревянной развалюхе.

Умный человек сказал бы, вероятно, что Анатол Барабаш замечательный певец, ибо не раз будил он старую Катру, когда, возвращаясь из города, тащился мимо каменного дома. Он орал хриплым голосом песни столь странные, что сложить их мог только он сам. Никто другой этих песен не знал.

Частенько, когда ночью пересекал он Виселичное поле, его охватывал суеверный страх. Тогда-то он и придумал, что от привидений его может уберечь лишь песня, и немедля заводил про то, что он никого не боится, ведь он Анатол Барабаш. Иногда он пел про свою матушку, про то, как она ждет его дома к ужину. Но больше всего он любил песенку про своего пса Талпаша, у которого голова большая, а лапы — словно медвежьи лапищи, и он столь умен, что, услыхав пенье хозяина, кидается ему навстречу и ведет домой, указывая путь своим белым хвостом, чтоб хозяин не заблудился в ночной темноте.

Ночь была тиха и неподвижна, как обычно в окрестностях Журчалки. Лишь изредка, из-за высоких гор, что со всех сторон обступили долину, сюда долетает тоскливое дыханье ветра. Лягушачье кваканье сплетается здесь с пеньем соловья, когда все вокруг уже спит.

И тот соловей, который нашел себе пристанище возле Журчалки в надежде на легкую жизнь, несомненно, был столь же непутевым и одиноким, как Барабаш. Ибо и он создавал неслыханные, всегда новые и новые песни. Он пел и умолкал, чтоб самому послушать свою ночную песнь, что блуждает по долине вокруг Журчалки и то там, то тут эхом отдается в скалах.

Так вот, в ту ночь, когда и соловей, утомившись, смолк и, охрипнув, утихли лягушки, в тишине раздалось пенье Анатола Барабаша. Как обычно, Барабаш придавал себе песней храбрости, и казалось ему, что идет он по дороге не один, что их двое: он и его песенка.

Перед каменным домом он умолк, остановился и снял шляпу. Потому что по-своему все-таки уважал Катру Пастрначку. И не из-за ее дурной славы, а, скорее, из-за приглянувшейся ему красивой дочки, Анечки Гусенка, которую увидал однажды в окошке. С тех пор, сколько бы раз он ни проходил мимо каменного дома, столько раз и останавливался, приподнимал шляпу и долго глядел в темные окна. Сюда прибегал встречать его черно-белый пес Талпаш. Они здоровались:

— Добрый вечер, Талпашка!

И Талпаш приветствовал хозяина виляньем белого хвоста. Потом смешная собака вела бродягу-хозяина домой.

Катра Пастрначка, сон у которой был очень чуткий, от песен Анатола Барабаша просыпалась. Не знала знахарка, кто это тревожит ее по ночам своим хриплым пением, и кляла неизвестного пьянчугу за то, что не дает ей спать.

Анатол Барабаш в это время был уже в деревне и говорил своей собачке:

— Талпашка, смотри, не заведи меня в чужой двор, как давеча, когда какой-то несчастный обжора глодал кости на помойке и мы подрались с чужими собаками. Идем домой, прямо домой, понимаешь? Я тебе за это половину своего ужина отдам! Честное слово!

И Талпаш, словно поняв доброе слово, направлялся прямо к дому Барабаша, подскакивая и виляя хвостом. И если было бы светлее, то звезды, что светили над Журчалкой, наверняка бы увидали, как Талпаш разевает пасть и высовывает розовый язык, как глаза его блестят от радости, как ласково он улыбается своему непутевому хозяину Анатолу Барабашу.

А сейчас давай поглядим, что происходит в каменном доме на Виселичном поле, теперь, когда в него переехала гадалка и знахарка Катра Пастрначка.

Там живут хорошо. Катра почти ничего не делает, лишь ест да после этого нетрудного занятья отдыхает то в саду под плодовыми деревьями, то в доме на лавке. Но только от этого ничегонеделанья ей тошнехонько, не с кем словом перекинуться, согрешить посплетничав, потому что ее девчонка, Анечка Гусенок, — существо тихое и молчаливое, от нее за целый божий день едва добьешься словечка.

Иногда приходят к Катре бабы из деревни и просят травку от чахотки, от водянки, от падучей и от прочих хвороб. Тогда Катра намешивает снадобье из-цветов, почек и пыльцы от десятка цветов, которые, как она утверждала, собирала в ночь под Ивана Купалу. Поправляются ли от ее трав болящие, неизвестно, но бабы таскают Катре харчей, сколько могут: яйца, сыр да масло, сало, колбасу да творог и копчености, и чулан у нее всегда полон от щедрот добрых людей. Анечка же Гусенок шьет и вышивает чепцы, передники и нарукавники для невест из деревни и тем помогает матери заработать на жизнь.

Кроме того, возле самого дома, на солнечной стороне, в палисаднике выращивает Анечка отличную герань. Там снова увидал ее Анатол Барабаш, когда с лейкой в руках она обходила грядки и поливала рассаду.

Полюбил он ее так сильно, что чуть ума не лишился от любви. А так как слыхал он, будто мать нашла ее на лугу в цветах во время полнолунья, то вбил себе в голову, что Анечка Гусенок, скорее всего, существо неземное. Мысль эта ему понравилась: вот бы взять в жены лесную фею — Гусенка.

Однажды, когда уже смеркалось, он подошел к каменному дому. Анечка Гусенок доканчивала тяжелый расшитый передник, а матушка ее дремала у очага.

Он постучался, распахнул двери и спросил, дома ли они и не станут ли сердиться, коли он войдет.

Катра тут же очнулась ото сна, стрелой кинулась к дверям и захлопнула их у Анатола перед самым носом. Как только лицо ему не разбила! Это означало, что в каменном доме Анатол — гость нежеланный.

«Узнала меня по голосу, — решил он, — чтоб ее черт побрал! Ну, погоди, чертова перечница! Так-то ты благодаришь меня за то, что я пою тебе по ночам?!»

Он вздохнул и пошел прочь со двора.

Через некоторое время любовь совсем одолела его, и решил он снова пойти к каменному дому. Будь, мол, что будет. На этот раз Анатол задумал пробраться туда хитростью.

Поначалу он лишь стоял возле дома да поглядывал во двор и, как только Катра высовывалась из дверей, учтиво кланялся.

Оглядев себя, Анатол обнаружил, что одет он весьма неряшливо. Штаны грязные, ботинки перемазанные —